«Тревожимые внутренним огнем…»: Избранные стихотворения разных лет

Терапиано Юрий Константинович

«Заката осеннего свежесть…»

Заката осеннего свежесть, Высокие облака. На камне оставила нежность Твоя дорогая рука. И, кажется, всё просветлело От счастья и теплоты, Пока, улыбаясь, смотрела На небо вечернее ты. <1952>

«Здесь ничто, ничто не вечно…»

Здесь ничто, ничто не вечно, Всё проходит, всё пройдёт, Счастью, юности беспечной Тоже

гибель настаёт. Как утешиться — не знаю, Но зачем-то нам дана Эта музыка земная, Эта новая весна. Налетает вдохновенье, Настигает налегке, И волной смывает пенье, Словно надпись на песке.

«И после девятого вала…»

И после девятого вала Подвижница Музы опять Таинственно нас волновала, Сердца заставляя стучать. Пленительно смутное пенье Во тьме, в пустоте ледяной… Так тянется к солнцу растенье, Лишённое почвы родной.

«Как можно спать, когда кругом война?..»

Как можно спать, когда кругом война? Как можно лгать, надеяться и верить? Ведь безразличье — страшная вина… А дни мои — какой их мерой мерить? — Забота о себе, и нищета, Унылый труд, болезни, раздраженье… Как можно жить? Ведь это — пустота, Предельный мрак, слепое униженье, Удел Червя, улитки… И к чему Всё «высшее», всё «гордое», все строки… (Дождь. Капли глухо падают во тьму.) Но я живу. И воздух Твой жестокий Дыханию привычен моему.

«Когда нас горе поражает…»

Когда нас горе поражает, Чем больше горе — в глубине Упрямой радостью сияет Душа, пронзённая извне. Есть в гибели двойное чудо: Над бездной, стоя на краю, Предчувствовать уже оттуда Свободу новую свою. Вот почему мне жизни мало, Вот почему в те дни, когда Всё кончено и всё пропало, Когда я проклят навсегда, В час, в трудный час изнеможенья, Мне в сердце хлынет тишина — И грозным светом вдохновенья Душа на миг озарена.

«Когда-нибудь опять весне и свету…»

Когда-нибудь опять весне и свету С открытым сердцем рада будешь ты; Когда-нибудь — как странно думать это — Под новым солнцем расцветут цветы. И мир усталый, бурей потрясенный, Забудет всё, и холод и войну. И этот век, тревожный и смятенный Как мудрый старец, отойдет ко сну.

«Куда ни погляжу, везде…»

Куда ни погляжу, везде Размеры дивно совершенны: Рисунок правилен в звезде, Кристаллы стройны и нетленны. А сердце, глупое, стучит, Тоскует, жалуется, плачет. Что сердцу звезды и лучи? Оно задумано иначе.

«Ласточка нежная

носится, носится…»

Ласточка нежная носится, носится В воздухе светлом вечером летним, Кружится в небе, стрелою проносится Над колокольней тысячелетней. Колокол медный, колокол древний Дня окончанье нам возвещает. Тихо над Сеной. Пахнет деревней, Свежей травою, сеном и маем. Черная ласточка с белою шейкой, Как хороша ты сейчас такая: Падаешь низко, скользишь над скамейкой, В небо опять беззаботно взлетая. Вестница счастья, вестница лета, Вестница вечера, друг созерцателя, Стань мне подругой вечернего света, Нежной сестрой в небесах у Создателя.

«Латинский строй и плющ и виноград…»

Латинский строй и плющ и виноград, В уступах стен заржавленные звенья, Развалины старинных колоннад, Прямые островерхие строенья Открыли мне не романтизм, о нет: Тут с памятью воображенье слито — Горит свеча — и на ладони свет, И на ладони будущее скрыто. Мне нет понять его, не прочитать! Звонят к вечерне. Грустно без причины. Лампада веры теплится опять В притворе пресвятой Екатерины. А колокол, весь в зелени, поет — О чем — не знает, и звонарь не знает; Никто в пустую церковь не войдет, И над оградой голуби летают.

«Легкий вечер весенний прекрасен как эти каштаны…»

Легкий вечер весенний прекрасен как эти каштаны, Как вверху облака и прохладная в Сене вода, Как небесный простор и веселые южные страны, Как сиянье в глазах и улыбка, что греет всегда. А какой-нибудь скучный прохожий (— на что ему эти богатства?) Ничего не увидит вокруг, ничего не поймет. Мы с тобою как братья какого-то тайного братства, Как народ в Гималаях, что там под землею живет.

«Легка, таинственна, неуловима…»

Легка, таинственна, неуловима Мечтательная грусть — и так остра Косая тень, что пролетает мимо Собора, освещенного с утра. Молитвами и звуками органа Как милость вновь на землю низвести? Опять вражда, открытая как рана, Отчаянье встречает на пути. Тысячелетней горечью напева Она звучит — и отвечает ей Печальною улыбкой Приснодева, Склоненная над ношею своей.

«Летом душно, летом жарко…»

Летом душно, летом жарко, Летом пуст Париж, а я Осчастливлен, как подарком, Продолженьем бытия. С мертвыми веду беседу, Говорю о жизни им, А весной опять уеду В милый довоенный Крым. И опять лучи, сияя, Утром в окна льются к нам, Море Чёрное гуляет, Припадает к берегам. И как будто время стало Занавесочкой такой, Что легко ее устало Отвести одной рукой.