Тревожное небо

Пусэп Эндель Карлович

Один за другим сообщали командиры кораблей о прохождении контрольных этапов и погоде в пути следования. Каждая радиограмма к радости всех присутствующих, кончалась лаконическим: «Все в порядке».

Подходило время бомбового удара. Радисты теснее прижимали наушники и вылавливали из хаоса радиосигналов позывные своих кораблей. На командном пункте стояла сторожкая тишина. Капитан Борис Низовцев, дежурный навигатор, обложившись транспортирами и линейками, вычерчивал на большой карте линии пеленгов и определял местонахождение кораблей.

Вскоре

начали поступать радиодонесения:

«Подполковник Лавровский выполнил боевое задание»…

«Капитан Марусиченко выполнил боевое задание»…

Несколько минут спустя пришло последнее из них — от контролера, майора Синицына. Вслед за этим начались по радио подробные доклады о количестве попаданий — взрывов, пожаров, прожекторов и зенитных орудий.

Я курил папиросу за папиросой и ждал свободного доклада от контролера. Уже поступили подробные донесения от всех. Лишь два корабля: майора Сушина, на борту которого находился штурман полка, контролер майор Синицын, и майора Вихорева — не подавали больше никаких сигналов.

В сердца наши закралась тревога.

— Товарищ дежурный, распорядитесь, чтобы еще двое слушали только 069-го и 109-го, — приказал я.

Два радиста перестроились на прием замолчавших кораблей. Томительно шло время… Первые корабли уже возвращались к своему аэродрому, запрашивали разрешения на посадку. Волнуясь и беспрерывно дымя «Казбеком», сидел я у стартовой рации и вглядывался в номера приземлявшихся в лучах прожектора самолетов.

«Кокорев, Ермаков, Архаров», — называл я мысленно фамилии командиров кораблей, садившихся на гладкую бетонную полосу аэродрома.

«Марусиченко, Лавровский, Родных, Белков, Дьяченко…»

Опираясь на палку, потихоньку зашагал к командному пункту. Шофер медленно ехал за мной вслед.

Вот идет еще один… 068 — это майор Н. И. Пахомчик.

Посадочный прожектор продолжает светить. Из темноты выскакивает на его свет номер 015 — старший лейтенант П. И. Немков… И еще машины… и еще… Но это уже начинают возвращаться корабли соседнего полка. Садится командир эскадрильи майор Додонов, за ним Адамов, Каминский.

«…Все… Неужели сбили?» — думал я с тревогой, возвращаясь на командный пункт. Там уже собрались все командиры и штурманы вернувшихся кораблей. Нет только Сушина и Вихорева.

Молча слушаю рапорты летчиков — командиров кораблей.

— В 0.17 восточнее цели, в районе деревни 0. наблюдали воздушный бой, а 0.20 на высоте 4000 метров летел курсом на восток горящий самолет, — заканчивает доклад капитан Кокорев.

— Наш? Большой корабль? — задаю вопрос.

— Темно было, видимость плохая, — подумав секунду, добавляет Кокорев.

— В 0.20 восточнее цели видели горящий самолет, большой, наверное, наш…, — докладывает командир третьей эскадрильи майор Павел Архаров.

Доложив о выполнении задания, экипажи уходят «поужинать», хотя уже утро, а затем спать. Вечером — снова в бой.

Штабные офицеры во главе с начальником

штаба составляют итоговое донесение в штаб дивизии. Тревога не покидает нас. Пепельница на столе заполняется окурками. Мысли всех там, над Орлом, где остались Сушин, Вихорев и Синицьш с двумя экипажами воздушных бойцов.

— Вернутся, — утешаю я окружающих. Вихорев из-под Карпат пришел, а здесь — рукой подать… И, закурив которую уже по счету папиросу, вспоминаю, как выбрался из вражеского тыла Вихорев.

… Прошлой осенью над политическим центром одного из сателлитов гитлеровской Германии в числе других производил бомбометание экипаж тогда еще капитана Вихорева. Выполнив задание, экипаж маневрировал, уходя из зоны зенитного огня. Самолет шел уже курсом «а восток, когда громкий и резкий удар по правому крылу тряхнул весь самолет.

— Подбили! — подумали члены экипажа. За тысячу километров от линии фронта, в глубоком тылу врага выбрасываться на парашютах было далеко не весело. Вихорев мысленно уже представлял себе, как его, тяжело раненного (здоровым он не сдается), окружают враги, везут в свой штаб. Начинается бесконечный допрос, непрерывные муки плена…

Капитан прилагал все свое умение и силы, чтобы улететь возможно дальше на восток. Правый мотор отказал. Вихорев старался удержаться на прямой, изо всех сил нажимая на левую педаль руля поворота. Скорость пришлось уменьшить: иначе самолет терял высоту. Левая нога стала вскоре уставать. Пришлось и правую переставить на левую педаль. Высота была еще порядочная, а если оставшийся мотор не подведет, то имеется реальная возможность перетянуть линию фронта, до которой оставалась пока еще добрая тысяча километров.

— Сколько осталось до линии фронта? — решил он уточнить уштурмана.

— Около тысячи двухсот, — чуть помедлив, ответил тот. Пока самолет летел в ясном небе, все шло более или — менее

гладко: летчик давил на левую педаль то одной, то другой ногой, иногда обеими вместе. Самолет шел, правда, с небольшим снижением, но Вихорев знал, что высота будет теряться до определенного предела, ибо мотор на расчетной, более низкой высоте обретет большую мощность, и самолет полетит ровно, без снижения.

Но этим радужным надеждам не суждено было сбыться. Впереди, на всю ширину горизонта, на сколько мог охватить глаз, то там, то сям возникали яркие всполохи молний. Работай на самолете два мотора, Вихорев стал бы набирать высоту и, возможно, обошел бы грозовой фронт сверху. Теперь об этом нечего было и думать. Мощные грозовые облака, тянувшиеся сплошной грядой с севера на юг, запирали подбитому самолету непроницаемой стеной путь на восток. В нормальных условиях каждый мало-мальский опытный летчик отказался бы от мысли лезть напролом в этот кромешный ад. Вихорев прекрасно знал, что грозу надо обойти либо сверху, либо сбоку, стороной. Но на этот раз он не имел выбора. Поневоле оставалось лишь одно — идти прямо. Будь, что будет!