Тревожный Саббат
Шрифт:
Наконец, рабочий день был закончен. Рыбки покинули свой аквариум. Как только девушки вышли из здания, Ким покаянно опустила голову:
— Прости, я такая глупая, неспособная ценить то, что имею. Не отворачивайся от меня, Цеся, ты — мой единственный друг.
— Неудивительно, — улыбнулась девушка. — С таким отношением к людям. И да, раз уж тебе так интересно, с Александром я не спала. И повышение получила вовсе не потому, что хороша в постели, как многие тут думают.
— Я знаю, — тихо ответила Ким, — ты ведь была самой умной в классе.
— А ты…ты была самой загадочной.
— Самой загадочной была Ингрид.
— Нет,
Ким не ответила. Она лишь поднесла свою руку к лицу Цеси. Настолько близко, насколько смогла. Но для подруги и этот жест значил немало.
Уже у самого дома Ким снова увидела призрак юноши. Он стоял бледный, как сама смерть, и в упор смотрел на нее. Фаерщица с криками забежала в дом. Затем, немного успокоившись, подошла к окну. Призрака не было, но в воздухе повис огромный дворец, объятый огнем. И тут Ким лишилась последних сил. Она аккуратно уселась на ковер и потеряла сознание.
Еретик вернулся домой ближе к полуночи. Застыв у двери, он долго смотрел на Ким, сжавшуюся в комочек. Затем встал перед ней на колени и попытался заглянуть в глаза:
— Ты жива?
— Да, просто мне нехорошо. И хочешь — верь, хочешь — нет, я видела призрака. Что-то он от меня хочет. И опять этот замок в огне. Ты мне веришь?
— Верю, — вздохнул Еретик, — И сочувствую. Давай, я сварю кофе. Он поможет тебе почувствовать себя более живой.
Ким мгновенно приободрилась. Вместе они прошли в большую кухню.
Тот включил старинный абажур и засыпал в турку немного сахара. Потом прокалил на огне.
Ким рассеянно улыбалась. И упорно прятала взгляд от теплых карих глаз Евгения.
Наконец, тот приготовил кофе и налил ей в маленькую чашечку.
— Если хочешь знать мое мнение, — веско сказал Еретик. — Тебе надо просто не обращать внимание, не поддаваться эмоциям. Все идет из твоей головы. Это глюки, Ким.
— Что же у меня раньше не было такого?
— Это все нервы и работа. Невеселая она у тебя, но и не плохая.
— Александр точит на меня зуб, — пожаловалась Ким. — Раньше он относился ко мне гораздо лучше, хоть и дразнил роботеткой. Да что лучше… Это даже не сравнить. Я чувствовала, что, несмотря на все подколы, Александр меня уважает. Он был старшим товарищем для сотрудников, всегда готовым подсказать и помочь. Помню, как-то на Новый год даже подкинул Хирургу денег на татуировку. И мне давал на твое лечение, но я отказалась — хотела заработать сама. А в последнее время это вовсе не тот человек, которого я знала несколько лет. Это злобный и неуправляемый тип. Иногда я боюсь, что Александр нападет на меня в темном углу…
— Не преувеличивай. Если честно, ты сама — девушка со сложным характером, и за словом в карман не полезешь. Возможно, он просто ревнует к тебе Целестину. Вы же подруги не разлей вода.
— Это скорее дружба поневоле. Цеська — слишком ограниченная. Только и думает, что о цвете своих ногтей, шмотках и
— Неужели? Может, ли глупый и недалекий человек получить повышение?
— А она далеко не глупая. Я бы даже сказала, что очень сообразительная. Но не видит ничего дальше нашего офиса. Цеся проживет хорошую жизнь. Еще годика два позанимается карьерой, затем выйдет замуж за начальника, родит одного ребенка, не больше. Не будет она портить свою красоту. Снова выйдет на работу, оставив малыша на воспитание мамы. И станет генеральным директором нашей компании. Замечательная перспектива, да только я ей не завидую. Я от такой жизни скорее с моста прыгну. Так что не говори, что она — мой лучший друг.
— В детстве Цеся была другой, — заметил Женя. — Очень любопытной. Занималась музыкой. О чем-то мечтала…
— Все меняются, — равнодушно откликнулась Ким.
— Но не ты! — неожиданно горячо сказал Еретик. — Ты должна жить той жизнью, которую выбрала. Ходить на работу, копить деньги и бегать. Забудь о фаерщиках и об Ингрид.
— Что?! Даже у пожизненно заключенного может быть амнистия.
Еретик взял свою изуродованную руку в здоровую и начал баюкать ее:
— А вот у меня ее не будет никогда. И я не стану тем, кем хотел стать. Музыкантом, как Цеся. Так что молчи, девочка. Иначе я дотронусь до тебя.
— Да пошел ты, — устало сказала Ким. Она бросилась на кровать и вскоре уснула мертвым сном.
Ингрид стояла у окна и смотрела на полную луну. Несмотря на тяжелую поездку, девушка не чувствовала усталости. Лишь тревогу и беспокойство. Ее и без того тонкие губы были сжаты в ниточку, неприятные желтые глаза недобро щурились. Ингрид долго размышляла и, наконец, приняла решение.
Она надела кружевное черное платье, принадлежавшее еще бабке-ведьме и передававшееся в семье из поколения в поколение. Наряд как нельзя лучше подходил к ритуалам, церемониальной магии и воззваниям к древним Богам.
Ингрид достала из комода личную книгу Теней, украшенную ленточками и стеклянными пуговицами, и без труда нашла заклинание «Холодное сердце».
Затем ведьма зажгла несколько синих свечей и начертила мелом пентаграмму, в центр которой поставила чашу со льдом. Бросив последний взгляд на луну, она опустила голову и растерла себе ладони. И почти увидела черную дымку, исходящую от тела…
— Я — древняя ведьма из древнего рода и обращаюсь к темным Богам по праву, — Ингрид громко и четко выговаривала каждое слово. — Умоляю, отведите беду! Спасите нас всех от Тревожного Саббата. Дайте мне смелость и силу все изменить. Могучая Темная мать, Милосердный Пресветлый Отец, к вам взываю!
Ингрид взяла чашку со льдом и почувствовала, что тот мгновенно тает.
— Так же, как и твое холодное сердце, Ким, — прошептала девушка.
И тут неведомая сила подняла ее в воздух и швырнула об стену.
Ингрид поползла к пентаграмме, пытаясь стереть край, чтобы развеять колдовство.
Но не тут-то было. Перед ней стояла невидимая преграда.
— Чертов Саббат, — взвизгнула ведьма. — Да пропади оно все пропадом.
И тут Ингрид могла бы поклясться, что две сильные руки подняли ее в воздух на полтора от пола. Лежа в невесомости, девушка ощутила себя мухой в варенье. Она даже не могла шевелиться, только руки тряслись мелкой дрожью.