Тревожный Саббат
Шрифт:
«Если не помогу ему, на место в коллективе можно не рассчитывать», — мелькнула тяжелая мысль. — «А значит, не будет ни малейшего шанса изменить свою жизнь».
Ким глубоко вздохнула, зажмурилась и протянула обе руки Заратустре. Тот цепко ухватился за них и быстро выбрался на поверхность.
Немного отдышавшись, он с извиняющимся видом посмотрел на Ким:
— Прости, — начал он, но тут увидел, как Ким стоит, оперевшись о дерево и ее жестко рвет. По щекам девушки катились слезы.
Асмодей
— Не прикасайся ко мне. Никогда. Пойми, это не шутки!
— Прости, — повторил Асмодей, — но иного выхода не было. Спасибо. Ты — очень смелая.
Ким пожала плечами и не ответила. Она вдруг что-то почувствовала. Знакомый неприятный холодок. С замиранием сердца оглянулась — в десяти шагах стоял Ницшеанец.
— Уходим отсюда, — негромко сказала она Заратустре.
Тот не стал задавать лишних вопросов, и быстрым шагом они двинулись к тропинке на выход к центральной аллее.
Фаерщики передвигались беззвучно и, возможно, впервые в жизни Ким захотелось взять Асмодея за руку. А тропинки все не было видно. Небо заволокло тучами. Фаерщики никак не могли понять, где находятся. Даже Ким, обходившая кладбище вдоль и поперек.
Внезапно Заратустра остановился. С минуту он смотрел на Ким добрыми глазами шамана:
— Ему нужна ты, — мягко сказал фаерщик. — Ницшеанец нас не выпустит, пока не добьется того, чего хочет.
Ким почувствовала удушающую злость на настойчивого призрака, на Асмодея, так легко ее предавшего. На Ингрид, знавшую явно больше, чем рассказала, на весь этот несправедливый мир.
Она развернулась и пошла назад, прямо на привидение.
— Что ты хочешь от меня? Скажи уже, наконец? Язык проглотил, только и можешь: из-за угла пугать?
Ницшеанец вытянул руку и указал на заброшенную могилу. А после мгновенно исчез.
Это было захоронение трех юношей в возрасте 20–24 лет. Все погибли в один год — в 1905. Судя по отчеству, они были братьями-погодками.
— О, боги, — только и смогла вымолвить Ким. — Трое ребят погибли в один год, в тот самый 1905, когда пропал без вести Ницшеанец. Зачем-то призрак показал на эту могилу. Неспроста. Надо ее сфотографировать.
— Обрати внимание, опять тот же символ — фонтан и дверь, — удивился Асмодей. — Смотри, что за штуковина. Попахивает масонством.
Между могилами располагался обелиск в виде дерева.
— Погибшие мальчишки — последователи Ницшеанца? — предположила Ким.
— Почему погибшие? Может, они от болезни умерли, — не согласился Заратустра. —
— Все, что ассоциируется с Ницшеанцем, завязано на смерти.
— Не только, — криво усмехнулся Асмодей. — Еще на крови и…плотской любви. Я видел документы, они там такие оргии устраивали в своем клубе «В поисках Шаолиня». Что только не творили…Васильич с учениками нервно курит в сторонке. А знаешь, почему ты одна его видишь?
— Почему? — Ким, внимательно разглядывавшая три могилы, резко обернулась. — Почему? Давай, изложи свою версию. Может, у меня на лбу третий глаз. А может, чакра особая есть? Или я просто сумасшедшая?
— Не обижайся, — это всего лишь предположение, — Асмодей немного замялся. — Думаю, дело в том, что ты асексуальна. Иными словами, не ложишься в постель с мужчинами и не продуцируешь сексуальную энергию. Грубо говоря, ты чиста и мертва. Это и помогает настроиться на потустороннюю волну.
— Но…я не девственница. И не святая.
— Это и не важно. Прости, но ты давно не спишь с Еретиком? Пять, шесть лет? Этого вполне достаточно.
— Выходит, я сама наполовину мертвец, раз чувствую и вижу Ницшеанца и Аглаю?
— Выходит, что так.
— Получается, для того, чтобы его не видеть, мне надо с кем-то лечь в постель? — с тоской спросила Ким.
— Нет, тут все гораздо сложнее, — с кривоватой улыбкой ответил Заратустра. — Я могу предположить, чего он хочет. Чтобы мы нашли семейные сокровища. Они держат его душу на этой земле, тяготят, мучают. Надо развязать этот Гордиев узел!
— А может, он желает чего-нибудь другого?
— Нет, не может. Соберись, Ким. Как только мы разгадаем этот ребус, прадедушка оставит тебя в покое.
— Интересно, как ты планируешь искать клад, — горько усмехнулась Ким. — Если даже умница Иней нам не помогла.
— Ошибаешься, Иней нам помогла. Она всегда была огоньком и путеводной звездой для заблудших душ. Жаль, что сама заблудилась, как Ницшеанец, в поисках Шаолиня.
Вскоре фаерщики смогли найти дорогу на главную аллею и дошли до репетиционной базы.
Там как раз тренировался Чайна. Дождавшись, пока Асмодей отошел, он горячо зашептал девушке:
— Ким, ты не знаешь всего. Мы не просто фаерщики, и все наши разговоры об искусстве — лишь лапша на твои доверчивые уши. Мы — огнепоклонники. И в своем роде шаманы. Я видел слишком многое. И это страшно. Не хочу для тебя такой судьбы.
— А какой судьбы ты для меня хочешь? Холеной офисной дамочки, которая приходит домой к тому, кто ее даже не любит?
— Ну, для начала — отличной фаерщицы, — вздохнул Чайна. — У тебя есть дар!