Трезуб-империал
Шрифт:
— Открытых нет. Я их, правда, не пробовал…
— Вот что, — почему-то зашептал Сквира, — соседей и участкового сюда!
Василь Тарасович кивнул и бросился к ближайшему дому.
— И слесаря тоже! — громко прошипел ему вдогонку капитан.
Лейтенант на бегу махнул рукой.
Сквира втянул всей грудью холодный ночной воздух. Пригнулся и опять посветил фонариком на замок. В скважине явственно поблескивал кончик ключа.
Северин Мирославович подергал ручку. Дверь даже не шелохнулась.
Капитан спустился с крыльца и
Освещал он и землю вокруг, но даже если там и имелись следы, они терялись в оставшихся после сегодняшнего дождя лужах. Воды было так много, что она кое-где затапливала траву, обильно заполонившую запущенный огород, и решительно вторгалась на асфальтовый «воротник» вокруг фундамента.
Северин Мирославович обошел весь дом. Заглянул в деревянный сортир, стоявший у боковой стены. Голая лампочка на витом шнуре. На гвозде — несколько обрывков газет.
Он направился через двор к колодцу. Откинул деревянную крышку. Цинковое ведро на подставке. Железная цепь, тянущаяся от его ручки к коловороту и свивающаяся здесь во множество колец. Метрах в трех внизу — неподвижная черная вода.
Во дворе послышался шум. Калитка скрипнула, и небольшая группка людей, беспорядочно светя несколькими фонарями, потянулась к крыльцу.
— Это соседи, — тихо сказал Василь Тарасович, подходя к Сквире, — Чигурко Дмитро Степанович и его сын, Любомир.
— Здравствуйте, — почему-то хрипло поприветствовал пришедших капитан. Закрывая крышку колодца, он прокашлялся и нарочито громко и уверенно, даже с вызовом повторил: — Здравствуйте.
Чигурко переглянулись.
— Вечер добрый, — отозвался Дмитро Степанович.
Чигурко-младший, парень лет двадцати пяти, неуверенно сказал:
— Я вообще-то слесарь. Могу открыть дверь, если нужно.
— Участкового ждем, — тут же зашептал Козинец. — Он уже едет.
— А вы Рыбаченко знаете? — спросил Сквира. Получилось излишне громко.
Чигурко опять недоуменно переглянулись.
— Генку, что ли? — уточнил Любомир. — Знаем. Что-то он сегодня всем нужен! Днем, вон, какой-то мужик приходил. Говорил — из милиции. Его почтальон видел.
— Это, кажись, я был, — хмыкнул Василь Тарасович. Он тоже стал говорить в полный голос. — Я, когда Генку искал, пересекся с почтальоном. Где-то после двух.
— А, ну понятно… — кивнул Любомир. — А вечером участковый наш прибегал.
Сквира тревожно оглянулся, будто за это время дом мог исчезнуть.
— А что за человек этот Рыбаченко?
— Не похоже, чтобы он сильно на своей работе работу работал… — усмехнулся Дмитро Степанович. — Я это участковому нашему сто раз говорил.
С улицы донесся шум подъезжающей машины. Яркие лучи фар выхватили из темноты кусок забора. Милицейский «бобик» остановился у калитки.
— А «Москвич» когда материализовался?
Оба Чигурко пожали плечами.
Сквира не мог
Во двор, наконец, вошел грузный человек в милицейской форме. Он помедлил немного, разглядывая группу людей, но, узнав Козинца, направился к нему.
— Здор'oво, — сказал он.
— Это участковый, лейтенант Сало, — представил его Василь Тарасович.
— Сало? — Северин Мирославович невольно улыбнулся.
— И не говорите! — благодушно прыснул в усы лейтенант, обмениваясь с ним рукопожатием. — Я с этой фамилией уже сорок лет мучаюсь! — Он кивнул семейству Чигурко.
— Ну что, будем заходить? — торопился Сквира.
— Ключ, говорите, изнутри торчит? — Сало взял фонарик и довольно легко взбежал на крыльцо. — Да, торчит, — подтвердил он, пригнувшись к замку. Потом сверкнул фонариком во двор. — И машина его здесь. — Участковый громко, с силой, постучал кулаком в дверь и закричал: — Рыбаченко! Открывайте, иначе придется ломать дверь!
Соседские собаки, встревоженные шумом, залаяли во дворах.
Сало терпеливо ждал. С улицы к забору подошли несколько человек.
— Что там у вас? — крикнула какая-то женщина.
Чигурко-отец махнул рукой.
— Ну что, — вздохнул участковый, — будем дверь вскрывать?
— Нет, нет, — остановил его капитан. — Дверь трогать нельзя. Давайте вон то окно, дальнее, первое от угла.
— Я мигом, — тут же отозвался младший Чигурко.
В руках у него появился короткий ломик. Раздался треск, и одна из половин окна, приподнявшись на несколько сантиметров, вывалилась наружу. Чигурко ловко подхватил ее и с помощью Сквиры благополучно опустил на землю.
Толпа невольно придвинулась.
— Все назад! — тут же скомандовал участковый. — Стойте, где стоите!
Северин Мирославович подпрыгнул, повис на карнизе, неуклюже заскользил туфлями по стене дома, кое-как подтянулся и перевалился через подоконник.
Автоматически стал стряхивать известку с брюк, но тут же одумался. Выпрямился.
…В доме было тихо. Сквира постоял несколько мгновений, прислушиваясь. Включил фонарик, занятый у Козинца. Луч света выхватил из темноты прихожую, служившую Рыбаченко одновременно и кухней, — деревянный стол, табуретки, груду посуды в мойке, плиту на четыре конфорки…
Капитан сделал несколько осторожных шагов и щелкнул выключателем. В прихожей вспыхнул яркий свет.
— Милиция! — крикнул он.
Дом никак не отреагировал на этот крик.
Входная дверь была не просто заперта на ключ — изнутри ее подпирал стул.
Северин Мирославович, осторожно ступая, прошел по скрипучим половицам к двери в комнату, заглянул туда.
Света, падавшего из кухни, хватало, чтобы разглядеть что-то вроде гостиной с низеньким сервантом, диваном и телевизором. В углу, у печи, стоял журнальный столик с огромным бобинным магнитофоном. В центре солидно возвышался стол побольше. За ним, откинувшись на стуле, сидел Рыбаченко.