Трезуб-империал
Шрифт:
— У нас есть лицензия на взлом? — Квасюк поднял бровь. — Тогда предлагаю не тратить зря время и поискать место раскопок Ревы в универмаге или, еще лучше, сберкассе!
Богдана прыснула. Заулыбался и Северин Мирославович.
Олег Сергеевич достал спрятанный под свитером большой конверт. Покрутил его в руках и протянул Сквире.
— Все это скоро будут реставрировать. Фотографий требуется много. Даже от провинциальных ремесленников вроде меня.
— Мне Богдана сказала, — кивнул капитан, открывая конверт, — что съемку вы проводили пару
— В июне, — подтвердил Квасюк.
Сквира достал пачку черно-белых фотографий. Обветшалый подвал во всех ракурсах. Вполне современный, ничем не напоминающий старинные подземелья, где капитану довелось побывать с Кранц-Вовченко. Под потолком окна, на окнах — решетки. Пол действительно цементный. Копать негде.
— А как расследование? — Квасюк заглянул через плечо Сквиры.
— Непонятно, — вздохнул Северин Мирославович. — Нужен толчок. Иначе, чувствую, не прорвемся. Собираюсь пересмотреть все происшествия за год. Может, это меня наведет на какую-нибудь идею. В таком маленьком городке все странности должны быть друг с другом хоть как-то связаны…
— Да у нас тут не только странности связаны! У нас, куда ни глянь, все со всем связано! И все со всеми! Повязаны, да еще и хитрыми тройными узлами! Вы только нырните в наш омут, а уж он засосет, даже удовольствие получите! — Квасюк лукаво глянул на Богдану. — Вот вы думаете, мы занимаемся здесь своим маленьким заговором в тайне от всего мира? Ошибка! Мы с вами сейчас на сцене, в лучах прожекторов, а зрители из-за окон обсуждают, кто из нас чей кум и почему нас именно трое, а не, скажем, двое…
Сквира, улыбаясь, спрятал фотографии обратно в конверт и отдал его Квасюку.
— Можно туда как-то попасть, не имея ключа? — он кивнул на собор.
— Да я как-то никогда не думал об этом…
Капитан огляделся. С места, где они находились, неплохо просматривалась дверь в музей. С большим висячим замком. Вход в подвал был рядом. И на нем красовался не менее внушительный замок.
— Давайте посмотрим? — оптимистично предложила Богдана.
Северин Мирославович подошел к ближайшему подвальному окну. Подергал решетку. Да, это вам не дом Рыбаченко. Все всерьез. Решетка даже не шелохнулась.
Суббота, 25 сентября 1982 г.
Неизвестное место. Неизвестное время.
Следующая крипта была значительно меньше предыдущей. Те же груды кирпичей, та же сырость, та же полуразрушенная стена, нависающая над головой. Выше стены, почти касаясь ее, плыла громадная белая луна…
В углу виднелась ниша, полуприкрытая державшейся на одной петле позеленевшей от времени дверью. Под порывами ветра по глади огромной лужи, заливавшей нишу и часть комнаты, пробегала рябь. Слабое зеленоватое свечение, пробивавшееся из-под двери, отражалось от воды и разбрызгивалось тысячами отсветов по стенам вокруг.
Сквира, старательно выискивая места, где лужа была не так глубока, подобрался к двери. Несколько раз он поскользнулся на размокшей
Дверь оказалась неожиданно тяжелой. Ее удалось сдвинуть, но лишь чуть-чуть. Северин Мирославович протиснулся в образовавшуюся щель. Прямо перед ним была кирпичная кладка. Кирпичи слабо светились. Сквира, сжавшись в ожидании удара, шагнул прямо в стену…
Он попал в высокий деревянный ящик. Плечи упирались в какие-то завитки, торчащие изнутри. Голову пришлось наклонить. Перед глазами медленно качалось что-то длинное. Еще дальше была стеклянная стенка.
Северин Мирославович протянул руку, остановил качание металлической штанги с тяжелым медным кругом внизу и нажал на стекло. То легко поддалось, открывшись наподобие дверцы. Собственно, это и была дверца.
Капитан протиснулся наружу. Оглянулся. Он только что вышел из ниши для маятника высоких напольных часов. Красивых медных часов с замысловатыми знаками, нарисованными по кругу. Стрелки показывали начало первого. Часы тоже слабо светились зеленым.
Сквира запустил маятник и закрыл дверцу. Осмотрелся.
Он был в огромном помещении, напоминающем галерею. Широкую, невероятно высокую, в несколько этажей, галерею. Под ногами лежало чистое ковровое покрытие, над головой выбрасывали в пространство мощный свет многочисленные лампы. Стены были стеклянными, и за ними виднелись ярко освещенные витрины, стеллажи, шкафы. В них — золото, серебро, платина, бриллианты, рубины, изумруды…
Сквира находился в ювелирном пассаже. Во всяком случае, так он представлял себе ювелирные пассажи в каком-нибудь Париже.
Несмотря на ночное время, здесь ходили люди. Их было мало — в ювелирных магазинах вообще не бывает большого числа посетителей. Какая-то девочка заметила появление человека из ниоткуда, стала что-то говорить маме, но та не обращала на нее внимания. Сквира прислушался, пытаясь понять, на каком языке говорит девочка, но та как раз замолчала.
— Пойдем, уже твой папа есть, на точно верное, ожидает нас, — четко произнесла мама. Все слова были украинскими. Но произнесены они были с каким-то непонятным акцентом. — Есть после полу н'oчи уже. Пора ужин иметь.
Эта фраза будто встряхнула капитана. Он вдруг понял, что с ним произошло, и его охватила паника, жуткая паника. Он заметался, мыча что-то нечленораздельное. Потом заметил напольные часы и немедленно полез обратно в ящик для маятника…
И выбрался в ночь. В холодный влажный воздух. В лужу. Над ним высилась полуразрушенная кирпичная стена иезуитского монастыря, упирающаяся в громадную белую луну.
Сквира тяжело дышал. Сердце колотилось. На лбу проступил холодный пот.
Он стоял в луже — в той, где утром были найдены лопата и совок Рыбаченко. Капитан не шевелился, хотя в его туфли медленно заливалась ледяная вода. Ветерок принес несколько листьев, и один из них затрепетал на брючине, а затем спланировал в лужу.