Три ада русских царей
Шрифт:
Просчет челобитчиков был и в таком деликатном деле, как деторождение. Царица несколько раз была беременна, но роды проходили неудачно (может, в силу болезни самого царя), и в 1592 г. (через год после гибели Димитрия) родила дочь, названную Феодосией.
Причем в таком деликатном «деле» была замешана и московская религиозная верхушка. Митрополит Дионисий, поддержавший своим участием дерзкое и бестактное (преступное по сути) челобитье. У него, правда, хватило мужества и чести оставить митрополичье место и удалиться в монастырь.
Итак, столкновение с верхушкой московской знати,
Из указанного дела с челобитной Борис Годунов извлек еще одну пользу: поставить в Москве и в государстве патриарха – первого русского патриарха, главу православной российской церкви.
Впрочем, и здесь все было обставлено деликатно и подобающе высокому назначению.
В статейном списке Посольского приказа появилась запись о том, что царь Федор Иоаннович вместе с супругой и посоветовавшись с боярами порешил о необходимости учреждения в России патриаршества, но… так, чтобы Константинопольский патриарх Иеремия не стал патриархом Московским.
Почему? Это вопрос серьезный и политический, хотя с виду чисто вроде бы церковный и канонический. Это с виду.
Суть же вопроса состояла в том, что идеал единого православного государства вел к единению власти светской (царской) и церковной (патриаршей). Монарх и патриарх – их тесная связь и поддержка друг друга – залог сильного централизованного государства.
Иван Грозный, ставший первым русским царем, не успел или не сумел осуществить этот идеал: на царский престол венчал монархов Византийский (Царьградский) патриарх. Именно так и было в 1561 г., когда утверждался за московским великим князем титул царя и константинопольский патриарх Иеремия напомнил в своей грамоте, присланной Ивану IV, что венчание на царство царей есть исключительное право только двух патриархов христианских: римского и константинопольского. Римский патриарх стал католиком и папой. Значит оставался один – Константинопольский. Но Москва подчиняться ему не хотела.
И вдруг Константинопольский (Вселенский) патриарх в 1588 г. появляется в России. Ждали послов и грамот, так как с патриаршим двором связывались по дипломатическим каналам, закидывали, образно говоря, удочку.
В Константинополе наживку с удовольствием скушали и желали получать подарки московские и дальше, но вот исполнить пожелание московского государя иметь своего патриарха не торопились. Да к тому же решили посмотреть на царство Московское глазами первого лица духовного – патриарха Константинопольского.
А в Москве же очень хотели знать, каким образом на патриаршем престоле оказался Иеремия. Это было в духе тогдашней Москвы – во всем видеть козни и злой умысел – это была печать печальной эпохи Иоанна Грозного.
И тем не менее встретили Вселенского патриарха тоже по русскому обычаю – гостеприимно, с
В начале января 1589 г. регент Борис Годунов и думский дьяк А. Я. Щелканов нанесли визит Иеремии на его подворье, которое было отведено в Москве, и объявили о воле царя – держать совет о поставлении русского патриарха.
Иеремия и здесь говорил, что он «не уполномочен епископами и что это было беззаконно».
И он был прав: решение о новом патриархе мог принять только Вселенский Синод, так и были установлены существовавшие к этому времени патриархи: Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский и Константинопольский, который считался главенствующим (или первым в табели о рангах).
Нам неизвестно, какие аргументы шли в ход у Бориса Годунова и всех участников переговоров, но в конце концов Иеремия согласился возвести в патриархи Московского митрополита Иова, что и произошло 26 января 1589 г.
Патриарх Иов
Видимо, Иеремия настолько был задарен (или завален) подарками и посулами, что, по свидетельству очевидцев, на приеме, устроенном Иовом 27 января, устремился первым получить благословение у патриарха Московского и всея Руси, причем якобы заявил при этом: «Один во всей подсолнечной благочестивый царь (т. е. Федор), а впредь что Бог позволит; здесь (т. е. в Москве) подобает быть Вселенскому патриарху, а в старом Царьграде, за наше согрешение, вера христианская изгоняется от неверных турок».
Конечно, летописцы ради исторического прецедента могли приукрасить слова расчувствовавшегося Константинопольского иерарха, однако в этих словах много правды – история в конце концов все расставила по местам.
Произошло это много позднее. А сейчас был сделан первый, безусловно исторический шаг – русская православная церковь становилась автокефальной – самостоятельной. Впереди, правда, было официальное признание (юридическое оформление принятого в Москве решения) и борьба за приоритет Русской Православной церкви в духовном мире православных христиан.
Лишь через год Вселенский собор восточных иерархов вошел в суждение о правильности принятия Иеремией решения в Москве и был признан патриарх Московский, а патриаршеству было определено пятое место, хотя Москва желала быть третьей: после Константинопольского и Александрийского. А именно Александрийский патриарх Мелетий Пигас, весьма ученый каноник, настаивал на пятом месте русской патриархии, которое вновь подтвердил Собор 1593 г.
И все же успех был явный. Успех Русской Православной церкви, которая повышала многие епископские кафедры (иерархии): появились две новые митрополичьи, устанавливались 6 архиепископий и б новых епископий.