Три дня до смерти
Шрифт:
— Это не совсем эротический опыт для меня, Эви. Чертовски трудно тащить тебя на шестой этаж, всю покрытую липкой слизью. Я мог оставить тебя в машине.
Подловил.
— Прости меня.
Он пожал плечами.
— От девушки мне доставалось и похуже, чем пощечина. — Легкая улыбка появилась на его губах. — И если это поможет, клянусь жизнью, я не испытывал никаких чувств, пока ты была без сознания. Теперь ты исцелишься самостоятельно. — Он вернулся обратно к плите и хрустящему бекону. — Через несколько часов рука будет как новенькая. Это довольно удивительно на самом деле.
Я
— Ну, думаю, это хорошая новость, — сказала я.
— Что именно? — Он разрезал кусочки бекона и положил их на бумажную тарелку.
— Я не могу быть постоянно ранена, пока не закончатся мои семьдесят два часа. — Я осмотрела комнату, но не увидела часов. Или окна. — В любом случае, который час?
Он повернул запястье и посмотрел на часы.
— Чуть больше шести.
— Вечера?
— Утра.
Дьявол, я находилась без сознания почти двенадцать часов. Хороший кусок времени коту под хвост.
— Присаживайся, — пригласил он. — Я приготовил завтрак. У нас много дел сегодня.
— Без шуток.
Я плюхнулась на маленький пластиковый стул, прислоненный к стене у входной двери. Стул был жестким, а поверхность стола покрыта царапинами, но чистая. Никаких признаков муравьев или тараканов. На стене позади меня висел прямоугольник размером с постер фильма, который я сначала ошибочно приняла за плохое произведение искусства. Поблизости я обнаружила тонкие ряды грубой бечевки, потертой со временем. Кусочки её валялись по полу. Это выглядело, как когтеточка.
Крестик Чалис лежал рядом с моей вилкой. Я снова надела его, не зная, почему хочу держать его поближе.
— Так чья это квартира? — поинтересовалась я.
Два ломтика хлеба выскочили из тостера. Вайят добавил их к тарелке с едой.
— Оборотня, который мне задолжал. Хочешь, чтобы я намазал тосты маслом?
Я моргнула, слишком поздно осознав, что это простой вопрос, без всякой двусмысленности.
— Эм, нет, я могу сама.
Он начал носить всё к столу: миску с маслом и нож, стакан молока и наконец тарелку с беконом, тосты и нарезанные яблоки. Меня поразило, насколько домашней выглядела эта сцена. И не к месту. Я редко видела эту сторону Вайята — заботливую, которая показывала небольшие трещины в его профессиональной выдержке. Я привыкла к его сарказму и поддразниванию.
— Ты не ешь? — поинтересовалась я, когда он сел, не взяв себе тарелку.
— Уже поел.
Я поверила ему на слово и начала намазывать кусочек тоста. Еда пахла чудесно, и мой желудок ворчал в ожидании кормежки.
— Итак прошло около четырнадцати часов моей загробной жизни, — я положила несколько кусочков бекона на масляный тост. — Есть идеи, как потратить оставшиеся пятьдесят восемь?
— Немного.
Масло и жир стекали
— Хочешь поделюсь? — спросила я, кусая тост второй раз.
Он поморщился — возможно, от отвращения, но я слишком наслаждалась завтраком, чтобы думать об этом, — и бросил в меня бумажную салфетку.
Я схватила её со стола и вытерла подбородок.
— Ну? Идеи?
— Это зависит от… Ты помнишь что-нибудь новое?
Я остановилась, с куском яблока на полпути ко рту. Темная пустота всё ещё нависала над частью моей памяти. Я не помнила ничего нового. Не думаю, что мне даже приснился сон прошлой ночью.
— Нет.
— В самом деле?
— Это потеря памяти, Вайят. Это не то же самое, что щелкнуть выключателем.
— Никогда не случается с женщинами.
Я бросила в него кусочек яблока, который он легко отбил.
— Что за ужасные вещи ты говоришь.
— А что это как-то не соответствует действительности?
— Нет, но это всё равно дерьмово звучит.
— У нас последний шанс, Эви. У меня нет времени или терпения быть вежливым.
— Тогда помоги. Это моя жизнь — загробная или какая угодно. Это я умру через два с половиной дня, а не ты.
Вайят замер, совершенно неподвижно, как будто кто-то нажал кнопку паузы на видеорегистраторе. Секунды шли. Он встал, каждое движение было точным и размеренным, пододвинул стул и направился в ванную.
— Вайят, прости.
Ничего. Он зашёл в ванную. Дверь с грохотом захлопнулась. Ни одно ругательство в моем довольно длинном лексиконе не казалось подходящим, поэтому я не успела ничего сказать.
Я забыла, что Вайят вел переговоры о моем воскрешении. Цена, которую он заплатил, оставалась тайной, но я могла догадаться, чего это стоило. Он рисковал своей шеей, идя против триад и Совета. Он спас мне жизнь с собакой. Черт, он даже приготовил мне завтрак. И разве я хоть раз сказала «спасибо»?
Завтрак больше не казался таким замечательным, но я его доела. Мне нужна энергия, особенно если мы наткнемся на другую гончую или патруль гоблинов. Из ванной не доносилось ни звука, даже сердитого топота или стука. Вайят должен быть очень взбешен, если даже не может выплеснуть свою ярость.
Он обладал физической подготовкой и темпераментом (читай: быстро злится), чтобы быть охотником, не говоря уже о дополнительном преимуществе его дара. В единственный раз, когда я осмелилась спросить, почему он стал куратором, а не охотником, он отправил меня в двухдневную слежку в разгар зимы. Больше я не спрашивала.
Я закончила свой завтрак, допив остатки молока и съев два куска не жареного хлеба, но из ванной по-прежнему не раздалось ни звука. Помыла посуду в безупречно чистой раковине и поместила её в сверкающую металлическую сушилку. Вся кухонная зона была неестественно опрятной — по-моему довольно грязному опыту — для одинокого мужчины, живущего с котом.
Всё ещё ни одного звука из ванной, даже по прошествии нескольких минут. Беспокойство перевесило здравый смысл. Я пересекла маленькую комнату и ударила кулаком в дверь ванной.