Три дня иного времени
Шрифт:
– Время, оптимальное для скольжения, и возможные помехи, - откликнулся Август.
– Что такое скольжение?
– Скольжение - это процесс, при котором объект в одном временн'oм потоке постепенно выводится в условное псевдопространство между ними, а затем из псевдопространства переводится во второй поток. Время нелинейно, Ника. Оно иногда в течении делает петли, как река, которая на своём пути возвращается к собственной излучине, и тогда потоки времени какое-то время движутся рядом, их разделяет только тонкая стенка. Или это похоже на петлю автострады, которая возвращается сама к себе и
Никаких других объяснений не последовало. Шуршание карандаша по бумаге, треск сверчка, шум ветра в трубе.
Я села на постели, уже почти догадавшись.
– Что такое 'временн'oй поток'?
– То или иное историческое время. Например, тысяча девятьсот восьмидесятый год.
– Или любой другой?
– Нет, не любой, увы. Временные петли зависят не от нас, это Вселенная - их архитектор. Мы их можем только обнаружить и рассчитать.
– Этим, значит, ты занимаешься...
– Не я один.
– Да, конечно...
– Исследовательская группа - с международным участием, есть ребята из Японии, Австралии, Америки. Да и вообще есть времена, в которых языки учить проще.
– Понятно, понятно... Видимо, и христианство у вас тоже в моде: ну-ну... А что если я тебе не поверю?
– А я и не сказал тебе ничего. Я, милая, работаю младшим научным сотрудником в НИИ, занимаюсь синтезом полимеров, получаю сто двадцать целковых в неделю. А временные петли - это, знаешь, я в поезде придумал от нечего делать и записал в этот ежедневник. Ненаучная фантастика, как ты сказала.
Снова я лежала молча, не понимая, как разговаривать с этим удивительным человеком.
– Август!
– позвала я тихонько.
– Отчего ты так со мной? Почему ты не хочешь, чтобы я тебе поверила?
– Потому, милая, что тебе будет лучше и спокойней мне не поверить.
– 'Милая'... Спасибо, конечно, только для тебя это всё пустые слова.
Август закрыл блокнот. Подошёл ко мне и сел рядом с постелью на колени, прямо как я вчера.
– Это не слова, - произнёс он тихо.
– Я очень тебя люблю, очень, чудесная моя советская девочка с христианским именем.
Я отвернулась к стенке, чтобы ему не увидеть моих слёз. Высунув руку из-под одеяла, вслепую нашарила свой свитер, который положила рядом с кроватью, притянула его к себе и уткнулась в него лицом. Мне надо было во что-то выплакаться.
XXVI
Мы добрались до города в десятом часу на утреннем, почти пустом, пригородном автобусе, который проходил через Салтыково.
– Я... ничего не помню, - схитрила я, едва мы вошли в мою уютную квартирку.
– Совсем ничего?
– с подозрением спросил Август.
– Я тебе, кажется, читал главу из научно-фантастического романа...
– Подлец!
– воскликнула я, обернувшись к нему и чувствуя, что глаза у меня снова наливаются слезами.
– Подлец! Подлец! Хочешь сбежать от меня, да?
С бессилием я несколько раз ударила своими слабыми кулачками в его грудь.
– Что ты, что ты?
– попробовал
– Когда закончится период касания?
– спросила я строго, сухо.
Высвободившись, он прошёл на кухню, сел у окна.
– Дай мне чаю, ради Бога... Завтра в час ночи, - ответил он, не глядя на меня.
– Но стабильное касание прекратится уже сегодня в одиннадцать вечера.
– Отчего ты не видишь меня в будущем?
– Ты и так доживёшь до этого будущего: между нами и вами всего тридцать семь лет.
– Тридцать семь!
– ахнула я.
– Конечно, доживу: пенсионеркой... Ну хорошо, расскажи мне хоть что-то радостное, гость из будущего. Построили вы коммунизм, например?
Август покачал головой с таким печальным лицом, что у меня аж сердце защемило.
– Какое там 'коммунизм'!
– усмехнулся он.
– В Сети ходит шутка: портрет Гагарина, а под ним подпись: 'Извини, Юра, мы всё про...', хм, 'просвистели', используем самый вежливый глагол.
– Что такое Сеть? Так, хорошо, некогда. Неужели вы так-таки всё... просвистели?
– спросила я с огорчением.
– И... что это за странные вчерашние слова про 'могильщиков существующего строя', про свиней, смешавшихся с людьми? Пусть вы не построили коммунизм, но скажи мне, по крайней мере: Советский Союз в будущем есть? Ты - советский человек?
– Россия существует, - ответил Август глуховато.
– Она немного уменьшилась в размерах за счёт отделения союзных республик, и... ты едва ли узнаешь её, если увидишь.
– Россия?
– переспросила я непонимающе.
– Ясно, обиходное название, РСФСР. Так, ладно. Республики отделились. Но строй-то у вас хотя бы социалистический?
Вместо ответа он засунул руку в карман брюк, достал из него монетку и кинул её мне.
– Десять рублей!
– обрадовалась я, поймав монетку.
– Юбилейные?
– Погляди на год.
– Год? Ах да, конечно, ваш год... И ещё надпись 'Банк России'. Что ж, - улыбнулась я, - по крайней мере, у вас в ходу рубли, а не доллары, не палочки и не ракушки. И пишете вы до сих пор русскими буквами, а не цифрами и не иероглифами. Разве одно это уже не плохо? Боюсь, иероглифы мне было бы не выучить...
– Ты права, есть повод для оптимизма... Переверни монетку.
Я перевернула, и улыбка медленно сошла с моего лица. На меня смотрел двуглавый орёл с короной, герб Российской Империи.
Август встал и, подойдя ко мне, осторожно, нежно взял меня за руки.
– Да, мы империя, Ника, верней, что-то, что очень напоминает империю, являясь буржуазной республикой по форме, - сказал он тихо.
– У нас даже государь есть, хоть и называется он всего лишь президентом, впрочем, Россией всегда правили цари, даже когда они звались генсеками. Но это ещё не самое скверное, что могло с нами случиться, далеко не самое скверное, поверь мне. Мы выжили как страна и как отдельная цивилизация. Мир снова разделён на два лагеря и временами балансирует на грани большой войны, в точности как у вас, но большой войны, слава Богу, пока не случилось. Идут множество мелких войн, некоторые - на наших границах. Нравы стали в общем грубее и проще, а люди зубастей. Ты... уверена, что хочешь пойти туда, откуда я пришёл?