Три года октября

Бер Игорь М.

– Так вы художница?

– Да, и, по мнению некоторых западных экспертов, очень хорошая. Я рисовала, а фотографии моих работ выставляла в интернете на разных тематических ресурсах.

Спустя полтора года нашей с Анатолием совместной жизни мои старания принесли плоды. Со мной связался русский искусствовед, который работал с европейскими домами выставок. Он сказал, что очарован моими работами и предложил организовать выставку в Амстердаме. Я, конечно же, не поверила, думала это розыгрыш. Анатолий был того же мнения. Сказал, что это мошенник и лучше с ним не связываться.

Я терзалась сомнениями на протяжении недели, после чего решила рискнуть.

Как оказалось, мужчина говорил правду. Мы с ним встретились, я принесла с собой портфолио своих работ. Понадобилось всего пять минут, чтобы я поверила ему. Он был настоящим профессионалом и выглядел очень интеллигентно. Он обещал уже через месяц организовать выставку и оплатить мой переезд в Амстердам.

Радостная и возбужденная, я вернулась домой, и обо всем рассказал Анатолию. Его реакция была полностью противоположна моей. Он кричал, обвинял меня в скудоумии, говорил, что у меня ничего не получится. Когда же его слова не возымели эффекта, и я продолжила настаивать на своем, ударил меня. Это было в первый раз…но не в последний.

Спустя месяц я уехала в Амстердам. Правда, за неделю до этого, Анатолий разорвал мой загранпаспорт. Мне пришлось восстанавливать его в срочном порядке. Мне все еще казалось, что мой – тогда еще – муж на самом деле желал мне добра и просто не хотел видеть меня разочарованной, если что-то пойдет не так, как я себе уже успела представить. А потому, когда все вышло как нельзя хорошо, – моя выставка картин произвела фурор и я продала большую часть своих картин, – я летела обратно домой в состоянии эйфории. Мне казалось, что Анатолий изменит гнев на милость, узнав, что теперь мы могли стать на самом деле обеспеченными людьми. Это же прекрасно, когда твое хобби может приносить не просто доход, но очень большие деньги. К сожалению, Анатолий так не считал. Он обвинял меня в продажности, заявляя, что эти деньги я заработала недостойным честной женщины путем. Называл мои картины «детской мазней», которую никто никогда не купит. У меня разрывалась душа от его слов. Я продолжала его любить и помнить, что он был тем, кто всегда верил в меня и помог с курсами повышения мастерства.

Вот так, обманывая себя, я смогла прожить рядом с ним еще около полугода. Веря, что он снова станет прежним, и мы сможем насладиться богатой жизнью и признанием вместе. Я ведь мечтала и дальше посещать выставки своих картин, только в компании мужа. Купила даже ему красивый дорогой костюм. Он не точно не надел его, даже – не взглянул. Мне становилось все труднее находиться рядом с ним. К тому же, я начала понимать, что уже не получаю того удовольствия от рисования.

Последней каплей стал день, когда Толя уничтожил пять моих картин, которые должны были стать главными экспонатами на выставке в Париже. Он не хотел меня отпускать, а я не хотела отказываться от своей мечты. И тогда он взял с кухни нож и принялся их резать. Я кричала, плакала, пыталась его остановить. Но что могла сделать хрупкая девушка, в которой от силы пятьдесят килограмм, против мужчины, который был в два раза тяжелее? Когда он полностью уничтожил мои работы и с торжественной улыбкой повернулся ко мне лицом, я не вытерпела и накинулась на него. Схватив за руку, в которой он сжимал нож, я изо всех сил укусила его. Закричав, он меня ударил наотмашь по лицу. Затем еще раз…и еще…

Только тогда я поняла, что с меня хватит, и подала на развод. На моем счету в банке к тому моменту собралась не плохая сумма денег. И я была готова отдать десять процентов от нее. Но он заявил на суде, что хочет большую часть. Аргументировал

он это тем, что именно благодаря его финансовым вложениям, я стала той, кем являюсь. Что без его помощи, я никогда бы не собрала нужной суммы для обучения, а это значило, что именно он имеет право на девяносто процентов всей суммы.

Вот так, на протяжении целых пяти лет, мы с ним судились, переходя от одного суда к другому. То меня, то его, то нас обоих не устраивали решения разных судей. Сколько слез, обид и злости я пережила за последние годы? Не счесть. Признаюсь, я даже ловила себя на мысли, что желала ему смерти. И только сейчас, когда это произошло, я поняла, что мой гнев не настолько силен. И что я могу простить его и даже оплакать его гибель.

На табло высветился номер идентичный тому, что был на талончике Евгении. Мне пришлось озвучить это, потому как она продолжала блуждать в своих тревожных воспоминаниях. Передав мне стаканчик со слегка пригубленным кофе и подаренным яблоком, она направилась к окошку. Как только это произошло, мальчишка встал з-за своего место и, не церемонясь, отобрал у меня яблоко. Уходя, он пристально глядел на меня суровым взглядом.

– Артемий! Как тебе не стыдно! – возмутилась мать. – Верни яблоко обратно!

Артемий решил проигнорировать слова матери. И чтобы показать свою решительность, поспешил надкусить фрукт.

– Извините, не знаю, что на него нашло.

Я заверил ее, что все в порядке. Данная ситуация позабавила, но и насторожила меня. На какое-то мгновения я поймал себя на мысли, что и сам готов на глупые детские поступки ради внимания девушки, с которой был знаком всего два дня.

Примерно через десять минут, Евгения направилась в кассу, дабы оплатить услуги, а еще через полчаса вернулась, держа в руках два документа. Поглядев на них с легкой растерянностью, она спросила о наших дальнейших действиях?

– Дальше нам нужно в районный Следственный комитет, – сообщил я, приложив ладонь на ее поясницу, направляя к выходу. У дверей, я выбросил стаканчик с кофе в урну.

– А это зачем? Неужели кто-то думает, что Толя умер не своей смертью?

– Такова процедура, – успокоил я её, в то же время, ища свободное такси среди вереницы машин серых оттенков. – Там нам выдадут документ, который разрешит погребения тела. Я утром разговаривал с участковым, и он подтвердил, что Следственный Комитет в курсе и документ уже готов. Так что это займет не так много времени.

– Спасибо вам, Алексей, даже не знаю, что бы я без вас делала.

Мы сели в такси и до самого Следственного Комитета обмолвились всего парой слов. Поездка заняла у нас еще полчаса. В этом промежутке мой телефон звонил два раза. Оба раз меня искал Безбородов. Я решил не отвечать. Перезвонил, когда уже попрощался с Евгений. Профессор хотел знать, куда я запропастился, а еще сообщил, что Селин интересовался мной. Правда, не настолько рьяно, чтоб это вызвало у Безбородова – соответственно и у меня – беспокойство.

В Следственном Комитете мы пробыли не больше двадцати минут. Все документы были собраны, а потому пришло время прощаться на сегодня. Евгения подошла ближе, встав на носочки, и поцеловала меня в щеку.

– Вы замечательный человек и, надеюсь, станете мне хорошим другом.

– Рад быть удостоенным такой чести, – произнес я.

Мои слова заставили засмеяться Женю, и ее очарование стало втрое сильнее.

– Вы отказались от денег за помощь.

– Всё верно.

– Тогда позволите мне нарисовать ваш портрет, когда все эти хлопоты подойдут к концу?