Три года октября
Шрифт:
– Каждому! – встрял уже и третий.
Я выудил еще тысячу и всучил её в протянутую ладонь.
– Взамен, вы не только вытащите гроб, но и загрузите его в кузов. А еще дождетесь моего возвращения и завершите погребения.
– Само собой, начальник.
Еще тысячу мне пришлось заплатить за услуги водителя. И спустя пятнадцать минут мы вернулись к задней части больницы, где находился вход напрямую в подвальное помещение. Им пользовались для того чтобы вывозить и завозить покойников, не попадая на глаза живым пациентам и посетителям.
Остап меня ждал
– Не волнуйся. Мы быстро поменяем тела, затем я сгоняю обратно и вернусь.
– Зачем? Просто отдайте тело водителю, и он сам его повезёт обратно.
– Необходимо проследить, чтобы он приехал в кротчайшие сроки. У меня есть договоренность с Поповым. И эта договоренность истекает через пятнадцать минут. Если водитель окажется на кладбище позже, тогда он напишет на наше отделение жалобу в Департамент здравоохранения.
– Протосевичи могут вернуться в любой момент, – чуть ли не застонал Остап, вталкивая каталку в грузовой лифт.
– На это уйдет не больше получаса времени. Так что я вернусь раньше них.
– А если нет?
Лифт нас опускал в подвальное помещение.
– Тогда ты их отвлечешь чем-нибудь.
– Опять? У меня бедная фантазия. Такая же бедная, как и семья моей бабки, которую выдали замуж в шестнадцать только для того, чтоб избавиться от лишнего рта.
– Покажи им наш склад с ритуальной атрибутикой. Не забывай, их продажи приносят до двадцати процентов дохода от всей больницы.
– Я им уже предлагал. Они назвали меня плохим человеком, который зарабатывает на людском горе. А я не люблю, когда меня безосновательно в чём-то обвиняют.
Каталка стукнулась о двери прозекторской и тело, наконец, вернулась на положенное место. Переложив на каталку в этот раз настоящего Попова, мы покатили обратно к выходу. И как только мы оказались в коридоре, так тут же столкнулись с теми, о ком вели беседу. Она – пожилая дама в норковой шапке. Он – помоложе, с вязаной шапкой в руках. Оба глядели не на нас, а на покрытое простыней тело. В глазах читался страх.
– Доктор Родионов, это – жена и сын Протосевича, – сообщил мне Остап.
– Господи боже, – прошептала женщина, быстро перекрестившись три раза. – Это он? Наш Валера?
– Нет, – поспешил я ее успокоить, если это вообще было возможно. – Не он.
Женщина зарыдала и уткнулась сыну в грудь. Тот принялся ее успокаивать, затем обратился ко мне:
– Доктор, нам нужно с вами поговорить.
– Обязательно, только сейчас мне нужно срочно отлучиться на полчаса.
– Позвольте мне заняться Поповым, – нашелся с ответом Остапенко и тут же отстранил меня от ручек каталки.
– Мы ведь уже говорили на эту тему!
– Я поеду и за всем прослежу, – настоял Остап. Понимая, что санитар будет непреклонен в своём желании покинуть стены морга, я все же сдался. Напоследок потребовав от него максимальной внимательности и
Когда Остап укатил вместе с покойным Поповым, я предложил визитерам зайти в кабинет. Я усадил их на кушетку, сам же усевшись в рабочее кресло и повернувшись к ним лицом, и дал им возможность высказаться.
– Вы ведь делали моему мужу вскрытие? – спросила женщина, запнувшись на последнем слове.
– Нет, – ответил я. – Ни я, ни мой коллега не проводили некропсию.
– А почему, позвольте спросить? – вступил в разговор сын умершего.
Как правило, родственники наших пациентов наоборот предпочитали не проводить вскрытия, на этот раз мне попались представители противоположного лагеря.
– Закон не требует обязательного вскрытия пациентов, которым проводилось гистологическое исследование.
– Я не уверен, что правильно понял вас.
– Проводилось исследования клеток, взятых от образования, сформировавшегося в дыхательных путях вашего отца. Валерий умер от периферического рака легких, который сформировался в малых бронхах.
– Тогда объясните, почему лечащий врач, вначале поставил другой диагноз – вирусная пневмония?
Протосевич-сын склонился вперед и взглянул на меня с прищуром, словно детектив, уличивший преступника – то есть меня – во лжи. Уж не знаю, к чему конкретно клонил мужчина, но теперь мне стало понятно, почему Остап так сильно волновался на их счет. Видимо, данный вопрос они уже поднимали при нём.
– Иногда врачи ставят предварительный диагноз, который подтверждается или же опровергается после проведенного исследования нашим отделением. Такое случается довольно часто.
– Вздор! – воскликнул он. Его крик был явно направлен на то, чтобы вывести меня из психологического равновесия. Да только сегодня я в него и не входил, а потому был максимально спокоен. – У моего отца была пневмония. Его можно было спасти при правильном лечении. Просто лечащий врач не уделял должного внимания ему, и когда отец скончался, решил сменить диагноз на более сложный.
Женщина заплакала навзрыд, прикрыв лицо ладонями. Ее сын настойчиво сверлил меня взглядом. Пальцы его побелели из-за сильного сжатия краев кушетки. Я же продолжал сохранять самообладание, понимая, что в критическом состоянии горя, люди бывают не слишком приветливыми с окружающими. А уж если перед ними находились потенциальные виновники гибели их близких, тогда они и вовсе могли перейти к рукоприкладству.
– Поверьте, данным исследованием занимался я и могу гарантировать верность поставленного диагноза.
– Знаем-знаем, рука руку моет. Все вы здесь заодно. Думаете, что умнее меня?
– Нет, я этого не говорил.
– И правильно, что не говорите! Потому что я уверен в своих словах, больше чем вы в своём имени. Не на того напали! Когда врач сообщил нам о пневмонии, я в тот же день вбил в поисковике симптомы, которые были у моего отца перед смертью. Все медицинские интернет ресурсы в один голос подтверждали изначальный диагноз. У моего отца была пневмония! Ни один из сайтов по медицине не указал на онкологию!