Три года октября
Шрифт:
– Кстати, Алексей, сколько мы с тобой уже знакомы? Два года? – спросил меня Безбородов, накладывая в свою тарелку котлеты и салат. – И за все эти годы, я никогда не замечал за тобой нарциссизма.
– Я знаю его не меньше, и могу подтвердить, что он совершенно не зациклен на себе, – поддержал меня Пахомов.
– Почему вы спрашиваете?
– Да вот смотрю краем глаза на стену весь вечер и не могу заметить, что на стене висит твой портрет. А что это такое, если не нарциссизм.
– Ах, вы об этом. Нет, я не заказывал свой автопортрет, чтобы потешить самолюбие. Это подарок от одной моей
– Подарок это другое дело, – заметил Безбородов, прожевав еду. – Передай своей знакомой, что у нее очень хорошо получается.
Данные слова я решил оставить без комментариев.
Вытерев рот салфеткой и испив из стакана принесенного собой сока, Александр Викторович перевел свое внимание на противоположную стену.
– С портретом понятно, а вот для чего ты держишь свадебное фото Еприкян, вот это всем вопросом вопрос.
Пахомов, сидевший спиной к фотографии, повернулся назад. Он и раньше захаживал ко мне в гости, но видимо заметил фотографию впервые.
– Нашел её в шкафу и решил не выбрасывать. Вдруг, однажды появятся родственники бывшей хозяйки квартиры и захотят забрать её себе на память.
– Навряд ли это произойдет, – заметил Пахомов. – Но то, что ты ее не выбросил – похвально.
– О, Каринэ, Каринэ, – пропел Безбородов. – Какой же она красавицей была в молодости. Помню, времена, когда она была в самом соку и уже замужем. А я – малолетний оболтус, который мечтал с ней оказаться наедине. Моя первая поллюция произошла в ночь, когда она приснилась мне обнаженной.
– Ну, Александр! – возмущенно воскликнул Федор Дмитриевич, скривив недовольную гримасу.
– Что?! Всё естественное – не безобразно!
– Возможно, но не за столом ведь обсуждать такие темы.
– Дмитрич, вот не общались мы с тобой долгие годы, и теперь я припоминаю тому причины! Ты вечно меня пытался отдернуть!
– А правда, что она была ведьмой? – встрял я в их дружественную перепалку.
– Недалекие людишки утверждают, что все красивые женщины – ведьмы, – многозначительно подошел к ответу Безбородов. – Якобы не бывают красивых женщин без макияжа, пластической хирургии или же колдовства. Так вот, брехня всё это! Хотя, насчет Каринэ Еприкян – правда. Помню, ходил я к ней лет в сорок на приём. Тогда она уже почти старухой была. Моложе, чем я сейчас, но все же.
– С каким вопросом?
– Раз уж я сегодня разоткровенничался, то пойду до конца и утолю твоё любопытство. После аварии на АЭС у меня начались кое-какие проблемы по мужской части. Вот я и решил к ней прийти за советом. А ведь до этого относился к её способностям скептически, как любой светский человек.
– Да, помню я те времена, – закивал Пахомов. – И до сих пор не могу понять, как ты решился на это. Викторович, ладно я – человек, который до сих пор верит в домовых, да приметы. Но, ты – всегда был человеком науки.
– Я и не верил, – не стал скрывать Безбородов. – Обращаться к врачу было как-то неловко. А уезжать в дальний город к незнакомому специалисту на платный прием – жалко было времени и денег. Вот я и рискнул.
Я хотел спросить, помог ли ему тот визит, но мне так и не удалось этого сделать. Ожидая данного вопроса,
За разговорами мы даже не заметили, как наступила полночь. Мы подняли бокалы с безалкогольным шампанским и пожелали друг другу и всем нашим родным и близким счастья в новом году. По телевизору начали передавать салют, отблески которого засверкали и за нашим окном. Конечно же, местный салют был беднее и короче, но ощущения от него были живее, чем от телевизионного.
К двум часам ночи мои гости засобирались домой. Поблагодарив меня за гостеприимство, они принялись одеваться. Я поблагодарил их за визит и проводил их до дверей. Тимофей сладко спал на моей кровати и проснулся только когда оказался в руках хозяина. Промурлыкав что-то сонное, он глянул на меня единственным глазом. Наш зрительный контакт продлился дольше, чем когда-либо ранее. Затем, он его прикрыл, широко зевнув и вытянув лапы вперед. Видимо, таким образом он хотел пожелать мне спокойной ночи.
Спровадив гостей и убрав со стола, я лег в постель. По телевизору шел концерт. Сам не поняв как, я провалился в глубокий сон.
4.
Меня разбудил продолжительный стук в дверь. Он был не громким, словно стучавший опасался показаться грубым, и все же хотел быть услышанным и понятым. Я взглянул на часы. Семь утра. Кому потребовалось приходить рано утром, да еще первого января?
Натянув штаны, я пошел открывать дверь.
Моим утренним гостем был Федор Дмитриевич Пахомов. С одной стороны меня это обрадовало – визит был не связан с работой. С другой – напугало. Он был бледен, глаза широко распахнуты, губы дрожали. Явно случилось что-то ужасное. Меня обдало холодом, тянувшимся из коридора и другим, что приносит с собой жуткое предчувствие непоправимого.
– Что случилось? – произнес первым я, понимая, что Пахомов не в силах начать.
– Алексей, – не без труда заговорил он. – Вчера ночью, после ухода от тебя, я вышел проводить Александра. Тимофей был со мной. Он вырывался из моих рук. Я решил, что ему хочется справить свои дела, и отпустил. Он ушел и больше не вернулся. А буквально десять минут назад мне позвонили…, – К этому моменту по его морщинистым щекам потекли слезы. – Сказали, что нашли труп кота у реки…Алексей, этот человек сказал, что это должно быть Тимофей.
Поняв весь масштаб трагедии, я постарался максимально быстро одеться. При этом, продолжая разговор с Пахомовым.
– Кто это был? Он не представился?
– Нет. И я не узнал его по голосу. Он звучал приглушенно. Алексей, пожалуйста, пойдем со мной. Мне нужна твоя поддержка.
Я прекрасно понимал, насколько сильна привязанность Федора Дмитриевича к коту Тимофею, а потому мне не показалась странной его реакция на случившееся. Да я и сам волновался не на шутку. Кот стал мне таким же близким другом, как и его хозяин. Собираясь выходить из квартиры, я думал только об одном: «Лишь бы это был не Тимофей. Пусть это будет какой-нибудь другой кот».