Три лилии Бурбонов
Шрифт:
– Если бы Вы не приложили все усилия, чтобы предотвратить обращение герцога, то больше бы Вы не увидели меня и не услышали бы обо мне ничего! – написал ему король со скрытой угрозой.
Генри через Гриффена тоже тайно получил письмо от Карла.
– Не позволяйте им убеждать Вас ни силой, ни честными обещаниями, – дал наказ тот младшему брату, – на первое они не осмелятся, а что касается второго, то как только они совратят Вас, они добьются своего и тогда всё будет безразлично для Вас.
Спустя несколько дней 20 ноября в Париж прибыл специальный посланец короля Джеймс Батлер, маркиз Ормонд, отличавшийся своей физической силой, военными заслугами и достойным поведением. Однажды Генриетта Мария пожаловалась ему:
– Если бы мне доверяли, король (Карл II)
– Если бы Вашему Величеству не доверяли, король никогда бы не покидал Англии! – отрезал граф.
Поэтому вдова, зная его прямой характер, проявила меньше, чем обычно, решимости в столкновении с ним. Она лишь заявила:
– Я не считаю, что нарушила какое-либо обещание, данное королю, потому что не применяла насилие в отношение герцога.
Позиция, занятая Карлом II, вызвала негодование в Пале-Рояле. Джермин, в частности, воспринял упрёк короля отнюдь не безропотно.
– Если бы Ваше Величество даже использовали…приказы вместо угроз, то я не смог бы добиться большего, - заявил фаворит Генриетты Марии.
– Если я никогда больше не увижу Ваше Величество и никогда не услышу о Вас – хотя лёгкость, с которой было принято это решение, могла бы дать мне некоторое утешение – ни один человек не мог бы быть более чувствителен к такому несчастью. Но было странно, что событие, которое так легко предвидеть, не было предотвращено теми, на кого возложили эту обязанность, в то время как этого ожидали от, возможно, единственного протестанта в мире, который имел вескую причину не вмешиваться в это дело.
Пожалуй, это единственное письмо, в котором Джермин прозрачно намекает на какие-то особые отношения, связывающие его с Генриеттой Марией.
В свой черёд, герцог Глостерский, возможно, под давлением матери, написал брату, что он слышал, будто бы тот прислал Джермину резкое письмо.
– Но если бы не он, Беркли и Крофтс, - уверял мальчик, - то лорд Ормонд нашёл бы меня в иезуитском колледже…
Прошла неделя, прежде чем Генриетта Мария собралась с духом для последней атаки, так как в её монастыре уже возносили благодарственные молитвы за обращение её ребёнка. После обеда 28 ноября она решилась снова поговорить с юным принцем. Быстро распознав признаки предстоящей бури, тот ухитрился, пока прислуга убирала остатки еды, отправить Гриффена за лордом Ормондом. Как он и опасался, мать выразила намерение поговорить с ним.
Едва они остались одни, как Генриетта Мария принялась страстно целовать его, приговаривая, что только её любовь к нему заставила её проявлять жестокость. С отчаянием осознав, что сын не поддаётся на её уговоры, вдова приказала ему ещё раз выслушать доводы аббата и тщательно обдумать их. Принц удалился в свою комнату, где вскоре появился Монтегю. Спустя час красноречивый аббат поинтересовался:
– Какой ответ я могу передать королеве?
– Никакого! – отрезал Генри.
Он выжидал, пока прибудет Ормонд. Монтегю, сбитый с толку удалился, пообещав перед этим, что придёт снова. Но через два часа он обнаружил принца уже в покоях вдовы и в обществе Ормонда. Без всякого колебания юноша заявил матери, что намерен оставаться верным сыном Англиканской церкви. Произошла ещё одна неприятная сцена, но, к счастью для всех присутствующих, она была короткой.
На следующее утро, в воскресенье, узнав, что мать едет в Шайо, Генри встал перед ней на колени и попросил у неё благословения. Но Генриетта Мария, отвернув лицо, прошла мимо. В этот момент к принцу приблизился Монтегю и ехидно поинтересовался, что сказала ему королева. Это была его ошибка, ибо юноша вперые решил дать волю свою чувствам:
– По твоему желанию я повторяю тебе то, что только что сказала мне моя мать: «Будь уверен, что я больше никогда не увижу твоего лица!»
После этих слов Генри демонстративно отправился на службу в англиканскую церковь, где его встретили с ликованием. Однако, вернувшись в резиденцию матери, он с огорчением обнаружил, что по приказу Генриетты Марии с его кровати сняли постельное бельё, его лошадей выгнали
– Если герцог Глостер погиб, погибнем и мы!
Правда, перед тем, как покинуть Пале-Рояль, принц предпринял попытку попрощаться со своей младшей сестрой, которую всё ещё любил. Результат был катастрофическим.
– О, мой погибший брат! О, горе мне! О, моя мать! – вскричала при виде него десятилетняя принцесса. – Ты погиб навсегда: что же мне делать?
Раздавленный Генри отступил. Ему пришлось провести в доме лорда Хаттона ещё два месяца, пока маркиз Ормонд собирал средства для его отправки в Кёльн, для чего честному вояке пришлось заложить свою последнюю драгоценность: орден Подвязки. Только в декабре 1654 года счастливый принц, наконец, смог покинуть Париж и присоединиться к старшему брату.
В свой черёл, Генриетта Мария запретила дочери упоминать и даже думать о герцоге Глостерском. С Джеймсом, который посмел вступиться за младшего брата, вдова тоже теперь общалась только через посредство аббата Монтегю. Лишённая общения с братьями, Генриетта Анна целыми днями плакала. Пале-Рояль погрузился в уныние.
Несмотря на ухудшение отношений между Генриеттой Марией и её старшим сыном, Джермин в начале январе 1655 года написал Карлу, что пока она не может забыть о деле герцога Глостерского, но через несколько дней, по его мнению, снова займётся делами короля. И, действительно, 15 января он к собственному письму уже приложил письмо своей госпожи. На самом деле ни Карл II, ни его мать не могли позволить себе долго пребывать в ссоре. Для Генриетты Марии он был не только её сыном, но и её королём. В то же время, поддержка матери многое значила для Карла, так как на его запрос о выплате ему пенсии французским двором был дан ответ:
– Пенсия Вам будет выплачиваться столько, сколько пожелает королева Англии, и никак иначе.
Вдова не оставила надежд на возвращение трона её старшему сыну и, узнав о кончине папы, отправила к его преемнику Александру VII гонца с просьбой финансово поддержать восстание роялистов в Англии. Однако Карл, у которого «было на самом деле очень мало надежды на то, что новый папа окажется более великодушным, чем его предшественник», предпочёл послать в Рим своего человека. Тем временем тайная роялистская организация «Запечатанный узел» уверяла короля, что скоро в Англии вспыхнет восстание против лорда-протектора. 14 февраля 1655 года Карл исчез из Кёльна в сопровождении Ормонда и одного грума. Около шести недель он провёл в Голландии под видом «мистера Джексона» в ожидании, пока его призовут в Англию. Однако восстание было подавлено из-за предательства одного из заговорщиков. По крайней мере, король весело провёл время, пригласив в гости свою сестру Мэри, вместе с которой инкогнито посетил Франкфуртскую ярмарку. Там же, во Франкфурте, как мы узнаём из письма Генриетты Марии, он познакомился с двадцатидевятилетней шведской королевой Кристиной, которая после отречения от престола, переодевшись в мужскую одежду, под именем графа Дона уехала в Испанские Нидерланды, где объявила о своём намерении принять католичество.
Что же касается папы, то он использовал ту же отговорку, что и его предшественник:
– Мы не можем с чистой совестью использовать достояние Церкви для помощи и поддержки еретиков.
Весной Генриетту Марию навестил её второй сын, герцог Йоркский, который, как с тревогой отметил лорд Хатотон, завязал дружеские отношения со «всем этим племенем», имея в виду обитателей Пале-Рояля. В июне по желанию матери он написал своей старшей сестре Мэри, что, хотя сейчас их мать больна, она вскоре пришлёт ей весточку. Сообщив об этом Карлу, вдовствующая принцесса Оранская добавила: