Три менялы
Шрифт:
Пришло время, когда уроки были усвоены, и она могла бы подарить своему любимому нежность, ласку и всю себя. Ночами мечтала она о ком-то неопределенном, как девочка-подросток в ожидании первой любви. К сожалению, никаких объектов, достойных внимания, поблизости не наблюдалось, да и не достойных тоже.
Менялы изменили ее. Она смогла полюбить себя, потом и чужого ребенка. Наверно, человек может быть счастливым, может любить других только при условии, что он любит и самого себя. Сейчас ее просто переполняла любовь — к миру, к ребенку, к себе.
Как-то после посещения Менял она заторопилась. Пора было возвращаться домой, Вера наверняка уже проснулась. Девочка, и в самом деле, сидела на ступеньках и плакала. Женщина присела рядом с ней:
— Не плачь, милая, не плачь, — обняла она ребенка, а та как всегда спросила:
— А где моя мама?
Маленькое существо доверчиво смотрело на нее.
— Давай, я буду твоей
— Я хочу мою, — Верочка все же придвинулась ближе, а ее глазки опять наполнились слезами. — Мама меня бросила?
— Ну что ты, птичка моя, конечно, нет, они с папой приедут за тобой, ты немного подожди… Не плачь Верочка, не плачь, — Матильда, как могла, успокаивала ребенка. — Давай мы с тобой немного так поиграем: как будто я твоя мама, а ты моя доченька. Иди ко мне, маленькая.
— Ты будешь мама Вика?
— Нет, мама Тилли…
— Нет, я хочу маму Вику, — заупрямилась девочка, и Матильда сдалась:
— Ну ладно, пусть я буду «мама Вика».
Она обняла малышку, посадила на колени и поцеловала. Верочка притиснулась к ней всем маленьким тельцем и затихла. Ребенку не хватало материнской ласки, а в душе Матильды неожиданно все вдруг перевернулось от нежности, жалости и любви. Вот уж не думала, что сможет полюбить чужого ребенка… С того дня Вера называла ее мамой и больше не вспоминала родную мать. Бог знает, что творилось в душе ребенка: считала ли она, что ее бросили, и обиделась на родителей или просто детская память была еще так слаба, что она забыла их, — неизвестно. Но одно Матильда знала точно: этого ребенка она никогда никому не отдаст и не позволит обидеть. Маленькие слабенькие ручки крепко держали ее сердце, и Матильда в этой Богом забытой глуши с чужим ребенком на руках, вдруг впервые в жизни почувствовала себя удивительно счастливой и спокойной.
В голове все время крутились какие-то строки — Матильда попробовала писать стихи. Написав первое, она долго поправляла его, меняла слова, до тех пор, пока не почувствовала — каждое на своем месте, ничего поменять уже нельзя. Переписала его, оставила на столе, а потом все перечитывала, раздумывая, в самом ли деле у нее получилось стихотворение, удачен ли ее первый опыт?
В начале вынужденного заточения на этом хуторе в лесу время тянулось ужасно медленно, а теперь дни полетели один за другим, ей не хватало времени на все: Матильда занималась хозяйственными делами, ребенком, а в голове рождались новые строки. Ей хотелось бросить все дела, сесть за стол и шлифовать свои стихи, как драгоценные камни. И еще…и еще… совершенно немузыкальная Матильда теперь постоянно напевала.
По ночам начались заморозки, и Матильда поспешила убрать весь урожай, все, что выросло, в подвал. Ведрами таскала морковь, свеклу, лук. Покончив с овощами, решила навести порядок в огороде, стала выдергивать пустые пожухлые кусты. Каково же было ее удивление, когда, выдернув из земли бесплодный помидорный куст, она вдруг увидела повисшие на его корнях крупные клубни — это был картофель. Да, господи, чудны дела твои! Никогда не думала, что картошка маскируется под помидоры. Ну, конечно, «семейство пасленовых» — шевельнулись ну очень глубоко спрятанные познания в биологии. Сколько же тут ее! И она принялась выкапывать куст за кустом. Это оказалось не легче, чем шпаклевать стены: сначала приходилось изо всех сил жать на лопату, чтобы копнуть поглубже, поддеть каждый кустик, отвалить его в сторону, а потом наклониться и собрать картофелины в ведро да еще пошарить рукой в земле, проверяя, не остались ли там оторвавшиеся клубни? Кто бы мог подумать, что это такая тяжелая работа, и какое счастье, что она познакомилась только с уборкой, а если бы пришлось осваивать весь процесс с самого начала, с посадки?! Ужас! К концу дня она не могла разогнуться. А как тяжело было носить в подвал полные ведра! Верочка, помогая ей, носила по две-три картофелины в игрушечном ведерке. Уборка картофеля растянулась на две недели — то спина болела, то дождь пошел. Но Матильда справилась и с этим. Она была убеждена, что когда-нибудь будет со смехом вспоминать свою крестьянскую жизнь.
Стояли последние погожие деньки. Уложив Верочку, Матильда пошла к Менялам. Хотя теперь она научилась ценить каждый миг своей жизни, получать удовольствие от окружающего мира, любоваться природой, но все не могла оторваться от них. Она шла по залитой солнцем долине меж разбросанными камнями. Сейчас валуны показались ей живыми: лежат, выгнув серые спинки, потрогаешь — бок теплый то ли от солнышка, то ли от близко проходящих горячих подземных вод. Не заметила, как дошла до Менял. Протиснулась сквозь ближайший узкий проход, встала посередине и вдруг увидела, как в противоположном проеме показался старый знакомый Васек. Матильда, не сводя с него глаз, шагнула назад и тут же услышала, как сзади кто-то произнес:
— Не, Васек, я ей больше
Матильда повернулась: следом за ней, ухмыляясь, протискивается кривой мужичок. Убежать она не успевала, а с собой не было ни ружья, ни даже какой-либо палки. Женщина лихорадочно оглядывалась, когда вдруг лицо кривого исказилось, он открыл рот, в ужасе вытаращил глаза и, вытянув руку, указал на что-то. Матильда не успела проследить взглядом, что же мужика так напугало, как к его вытянутой руке метнулось длинное черное тело змеи. Мужик заорал, замахал руками и кинулся прочь. Второй, Васек, только и смог произнести: «Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!» — его как ветром сдуло. Матильда, переведя дух, опустилась на землю, змеи-то она уже не боялась, сколько раз с ней здесь сталкивались, и та никогда даже не угрожала ей, а вот люди… После пережитого шока оставаться здесь не хотелось, и она вышла из своего убежища. Вокруг было тихо и пусто. Больше эти мерзавцы никогда ее не беспокоили.
Выпал первый снег. Выходя по утрам во двор, она сразу проверяла, не покушался ли кто на ее территорию — все визитеры оставляли свои «подписи» на снегу, она уже узнавала отпечатки заячьих лап, следы мышей, птиц.
Матильда все ждала, что вот-вот здесь кто-нибудь появится, их с Верой спасут. Ведь Гамлет должен хотя бы сделать вид, что беспокоится о ней, хотя бы заявить в милицию о пропаже жены. Только интересно, как он сделает такое заявление, в какой форме? Скажет, что жена уехала в гости, живет где-то в доме посреди тайги и не звонит ему? Адрес этого дома он не может дать, ибо сам его не знает. Или знает? Как будут реагировать в милиции? Скорее всего, посмеются: мало ли — телефон сломался или в тех местах связи нет. Потом поняла: если он действительно причастен к смерти Игоря и Вики, то наверняка захочет сначала убедиться, что здесь не осталось никаких улик. То есть он приехал бы сам или отправил сюда надежного человека, в последнее время около него крутилось предостаточно каких-то подозрительных личностей. Почему же никто не появляется? Неизвестность и неопределенность ее положения нервировали, однако планы на будущее Матильда строила. Вот дождется весны, и они с Верой уйдут отсюда! И девочка станет чуть старше, и сама она с каждым днем все больше набирается сил, физическая работа, целебные ванны не прошли бесследно.
А мысли снова и снова крутились вокруг случившегося. Если Гамлет хотел ее убить, то ведь он обязательно что-нибудь предпримет, когда она объявится в Ереване. Но не отказываться же от всяких прав на фирму в его пользу, лишь бы он оставил ее в покое? Что ей тогда делать без квартиры, без денег, к тому же с ребенком на руках?
А Гамлет просидел на удивление долго, четыре месяца, но все-таки выкрутился, подельники не бросили его. Приведя свои дела в порядок, он вновь попытался дозвониться до Игоря или Матильды — тщетно. Тогда он осторожно начал наводить справки о своем компаньоне. Никто ничего не знал: ни Игорь, ни его жена давно нигде не появлялись. Деловые партнеры, соседи по городской квартире Игоря — все считали, что они строятся и живут там же, в тайге, никто о них не беспокоился. Спустя месяц Гамлет сделал официальный запрос. У него поинтересовались, что же это он так долго выжидал, не искал жену? Но Гамлет легко отмел все неприятные вопросы: во-первых, они с Матильдой почти развелись, год практически не общались; во-вторых, как известно, у него были проблемы с правосудием, его обвинили ни за что ни про что… И почему он должен был волноваться? Жена ведь уехала к друзьям. Что туда доехала — это он точно знал, Матильда звонила. А свой нынешний интерес мотивировал тем, что его все же обеспокоило, что это телефоны молчат у всех — у жены, у Игоря и у его супруги Вики. Сейчас ему было даже на руку то, что он столько времени провел в камере, это было прекрасным алиби в случае чего.
Одновременно с этими публичными действиями Гамлет тайно отправил на поиски Матильды и Игоря своего человека. «Посланник», как он называл его, должен был разыскать яйцо, а потом «зачистить все хвосты», убрать оставшихся в живых партнеров Гамлета по бизнесу и случайных свидетелей происшествия, если таковые имелись и представляли какую-то угрозу. Привлекать внимание к себе он ни в коем случае не должен был. К сожалению, дома почему-то не нашлось ни одной фотографии Матильды. Но там, в глуши, трудно будет ошибиться, решил Гамлет, вряд ли на таежной заимке найдется еще одна Матильда, да и такие имена, как Виктория и Игорь, тоже для деревни не типичны. Человек туда ехал хотя и не очень опытный, но смышленый, на месте разберется. Главное, чтобы все выглядело, как несчастный случай. Для такого дела были и другие кандидаты, но морды у них у всех были очень уж уголовные, таких и близко к усадьбе не подпустят — Гамлет не сомневался, что у Игоря есть охрана, вряд ли он живет в тайге вдвоем с женой. Сам Гамлет поступил бы именно так, обязательно нанял сторожей.