Три мешка хитростей

Донцова Дарья

– Клавдию Сироткину.

– Я это, – настороженно ответила бабуська, отступая в глубь крохотной темноватой прихожей. – Из поликлиники? А где Ольга Константиновна? Заболела? Да вы проходите.

Клавдия вошла в комнату, я за ней. Когда-то, впрочем, еще совсем недавно, мы с Томочкой жили именно в такой «двушке». Две крохотные комнатенки и кухонька размером с собачью миску. Интересно, кто проектирует для людей помещения подобной кубатуры? Вообще, мне кажется, что в жизни должна царить справедливость. Кто придумал подобные квартиренки,

где человеку, имеющему семью, совершенно невозможно остаться в одиночестве, тот пусть всю свою жизнь и живет в них без права переезда! Даже мы с Томой, две худенькие женщины, порой сталкивались в пятиметровом «пищеблоке». На таком количестве квадратных сантиметров лучше всего жить одинокому человеку. Впрочем, даже не обремененной домочадцами личности трудно дышать в комнате, высота потолка которой два пятьдесят…

Клавдия села на диван и вздохнула:

– Давление, похоже, поднялось…

– Простите, но я не из поликлиники…

– Да? – удивилась старушка. – Откуда же тогда?

Вынув из сумки миксер, я старательно исполнила «песню» о фирме, компьютере и призе. Хозяйка недоверчиво поглядела на коробку.

– Платить сколько?

– Ничего, это подарок.

– Совсем, совсем ничего?

– Абсолютно! Только вот бумажку заполню.

– Давайте угощу вас чаем, – засуетилась Клавдия.

На кухоньке она плеснула на самое донышко чашек светло-желтую жидкость, щедро долила кипяток, вытащила из шкафчика вазочку с сушками и поинтересовалась:

– Паспорт нести?

– Сделайте одолжение, пожалуйста, только не ваш, а Сироткина Якова Петровича. Это муж, наверное, да?

Бабка помрачнела:

– Сын.

– Отлично, – бодро прочирикала я, – сейчас оформим.

– А на меня можно? – медленно проговорила Клавдия.

Я замялась:

– Ну, вообще-то компьютер выбрал его. Да какая разница, сын все равно миксер вам отдаст, мужчине такой прибор без надобности…

Внезапно Клавдия тихо заплакала. Я быстро добавила:

– Вам вручу, не переживайте. Вот, держите, ну, пожалуйста, успокойтесь. Вот он, ваш, глядите…

Бабушка вытерла глаза посудным полотенцем и неожиданно спокойно пояснила:

– Я не из-за подарка плачу…

– А в чем дело тогда?

Клавдия печально вздохнула и неожиданно спросила:

– У тебя дети есть?

– Нет пока.

– Не поймешь меня, – покачала головой хозяйка, – хотя посоветую – нет деток и не рожай, не надо!

– Почему? Дети – это счастье!

– О-хо-хо, – протянула Клава, – не верь людям, никакой радости в них нет. Ну, может, только первый год, когда еще в коляске лежит… Хотя у меня и этого не было, одни неприятности да горе, а теперь вообще одна осталась…

– А сын где?

– Умер Яшка, да и слава богу!

– Как это, разве вам его не жаль?

– Вся жалелка выплакалась, – вздохнула хозяйка, – знаешь, так по каплям и закончилась. Одно горе от него было…

– Неужели ничего светлого припомнить не можете?

Клавдия

отрицательно покачала головой:

– Маленьким учился плохо, хулиганил, в ПТУ попал, а в 19 лет загремел по статье первый раз. Машину они угнали с приятелями, ну и пошло-поехало… Только выйдет, оглянуться не успеешь, опять сидит. Я уж в милицию ходила, просила: «Вы мне его не возвращайте, не надо». А они в ответ: «Никак не получится, по месту прописки должен жить». Правда, он не злой и не пьет совсем. Так, пивком балуется, да и меня любил… Иногда прижмется и говорит: «Ничего, мамуля, неудачный я у тебя получился, зато скоро денег заработаю, одену с ног до головы и золотом обвешаю…»

Она помолчала, потом добавила:

– Обвесил, как же! Шесть лет тому назад вышел, взял все мои сбережения и отнес в «Просторы», помните, контора такая была? Кладешь к ним рубль, получаешь сто.

Я кивнула:

– Сама в «МММ» зарплату оттащила.

– Ну и чего хорошего вышло? Прямо слово, ничего, дрянь получилась, – подвела итог Клавдия, – контора лопнула, а Яшка вскорости исчез, ушел из дома, ну а уж затем и бумажка пришла.

– Какая?

Клавдия поднялась и ушла в комнату, потом вернулась, держа в руках желтоватый листок: «Учреждение УУ 1167/98 извещает о смерти Сироткина Якова Петровича…»

– И что, вы его хоронить ездили?

– Нет, – покачала головой Клава, – сначала-то позвонили. Сам начальник. Приятный человек такой, уважительный. Извини, сказал, мать, деревом придавило. Случай такой вышел, сами его и закопали. Да я и рада была: ехать-то, ой как далеко, в Коми… Денег нет… А уж потом и бумажка пришла. Так что теперь одна живу, нуждаюсь, хотя, знаешь, все-таки повезло мне разок. Небось господь увидал мои муки и сжалился, послал удачу.

– Ну видите, как здорово, – обрадовалась я, – миксер вам пригодится.

– Да я не про машинку, – отмахнулась баба Клава, – без надобности мне вертелка: пироги не пеку, яйца не взбиваю…

– В чем же повезло тогда?

Клавдия вдохнула:

– Вообще-то говорить никому не велено… Но ведь тебя-то я больше не увижу… Деньги мне шлют, каждый месяц, по две тысячи, вот как свезло!

– Кто же такой добрый?

– Да мужик этот, хозяин из «Просторов», от него и адвокатка приходила, беленькая такая, кучерявенькая…

– Ярослав Рюриков шлет вам деньги? – обомлела я. – Быть того не может!

– Гляди, – сказала старушка и протянула мне небольшую картонную коробочку из-под мармелада. – Вот!

Я стала перебирать квиточки. Почтовые переводы! Каждый ровно на две тысячи. Всего тридцать шесть квиточков. Адрес отправителя: Москва, Марьинский вал, дом шестнадцать, квартира семь, Загораева Валентина Марковна.

– Говорите, от «Просторов» получаете, а тут какая-то Валентина…

– Адвокатка это Ярослава Рюрикова, хозяина, – спокойно пояснила Клавдия, – она сначала, в первый раз, сама деньги привезла…