Три мести Киоре 2
Шрифт:
— С Вайрелом Корте.
— А-а-а, знаю, видела! Что ж, тем лучше, сама его найду и всё устрою. Как часто с тобой связываться?
— Оставляю на твое усмотрение. Но по возможности передавай мне весть каждые три-четыре дня.
Киоре фыркнула и, закатав маску до носа, опустошила свою кружку, выдохнув: «Ну, за удачу!» Доран свою только приподнял из солидарности, но пить не стал: не тот уже возраст, чтобы накачиваться дешевым пойлом в сомнительном заведении. Шум стоял такой, что ни одного слова различить нельзя было, а Ястреб, видимо, читал по губам заказы на блюда и выпивку. Хмуро смотрел на всех детина-вышибала, стоял,
— Как ты выжила с раной на севере? Освеш тебя зацепил.
— Я очень живучая, очень-очень, — усмехнулась она в ответ. — Иначе бы я давным-давно сгнила в земле, — добавила уже с легкой грустью.
Рукав кофты завернулся, открыв полоску кожи на запястье, и она, как магнит, притянула взгляд Дорана. И даже как будто из-под черного края выглядывал кусочек шрама, такой небольшой, что его легко можно было спутать с тенью или грязью на руке. Или же тень и грязь принять за шрам…
— Не расскажешь о себе? — неожиданно предложил он Киоре. — Ты мою жизнь по дням расписать можешь, а я о тебе ничего не знаю.
— Так это же правильно! — тонкие губы изогнулись в небрежной улыбке. — Но почему бы и нет? Слушай, твое сиятельство, маленькую сказочку. Жила-была девочка…
Совсем малышкой ее отдали злым великанам, что жили за серыми стенами, и она была обязана разделить их жизнь, состоявшую из молитв и соблюдения правил. В один день девочке это всё надоело, и она сбежала. Стояла зима, холодная и снежная. Девочка шла, долго-долго, пока не упала, иона замерзла бы до смерти в сугробе, если бы не старая паучиха, что подобрала ее и отнесла в свое логово, темное и страшное, с засохшими трупами гостей. Желая развлечься, старая паучиха дергала нити паутины, и трупы шевелились. Она научила тому же девочку, и та не заметила, как у нее отросло восемь лапок, как появились жвалы. Каждый гость в логове превращался в новый труп, прилипший к паутине, и уже девочка сама смеялась, когда дергала нити.
Однажды к паутине в логове близко-близко подлетела сияющая бабочка, столь прекрасная, что даже старая паучиха не решилась ее приманить и сожрать, а, замахав лапками, выгнала наружу. Бабочка, вспыхнув в ярких солнечных лучах, стала летать возле логова, и девочка потянулась к этому свету, выбралась наружу, сбросила паучью шкурку и отдала душу прекрасному легкокрылому созданию, считая, что оно-то ей распорядится намного толковее…
Если у старой паучихи была прогнившая насквозь душа, прекрасное создание оказалось лишено ее — одурманив ветром свободы, бабочка вырвала сердце девочки. Спасаясь от смерти, девочка ранила бабочку и хотела укрыться от нее в логове паучихи, но та, также ослепленная светом, не поверила девочке и чуть не убила ее.
Снова пришлось бежать.
Далеко-далеко от логова и великанов девочка повстречала Отца, что позвал за собой. Отец дал девочке половину своего сердца, подарил любовь, нежность и счастье… Но злые люди убили Отца. Половинка отданного ей сердца сгорела, пеплом заполнила грудь,
Киоре замолчала, наигранно зевнула в кулак и покосилась в собственную кружку: она оказалась пуста. Доран пододвинул ей свою, к которой так и не притронулся. Но, понюхав содержимое, Киоре скривилась.
— Всё, конец истории! — подвела итог она.
— Разве это рассказ? — спросил он с недоумением.
— Зачем тебе унылые факты? Гораздо интереснее слушать сказки, не так ли? — пожала она плечами, закидывая руки за голову.
Доран провел ладонью по столешнице, размышляя.
— Отец — это кидо-та, — с уверенностью сказал он, — этот момент мне ясен. Но бабочка? Паучиха? Великаны и серые стены?..
— Давай, предполагай. Хочу узнать, не зря ли ты стал главой Тайного сыска!
Доран задумался.
— Серые стены, великаны и правила, маленькая девочка… Ты сирота, которую пристроили в монастырь?
— Это легко было угадать, давай дальше, — Киоре щелкнула пальцами, расплывшись в довольной улыбке.
— Из монастыря ты сбежала, но попала к паучихе — это кто-то плохой. И жила она не самой праведной жизнью. Фрагмент с бабочкой я не понимаю. Это какой-то человек, который тебя предал? И от которого тебя не захотела защитить паучиха?
— Угадал. Я добавлю красок реальности к сказке. Я сбежала из монастыря и попала к паучихе. От нее тоже пришлось бежать. А дальше да, меня подобрал кидо-та, вырастил. Но его убили, и я решила отомстить. Любой ценой.
— Не жалко собственной жизни?
Эмоции могли захлестнуть, но стоит ли месть того, чтобы отдать за нее жизнь? Доран полагал, что нет.
— Не жалко. Ради отца — не жалко, — мотнула Киоре головой, и упрямо выехал вперед подбородок.
— Мне кажется, он был бы счастлив, если бы ты спокойно жила где-нибудь в хаанате.
— Такие убийства оплачиваются кровью. Что ж, доброй ночи. Пора мне браться за задание. Загляну к тебе через несколько дней…
Опустив маску, Киоре исчезла так поспешно, что Доран не успел ни окликнуть, ни остановить. Пришлось оставлять кружку и выметаться из душной харчевни в стылую ночь. Смахнув испарину — слишком сильно уж топился камин, Доран побрел домой.
Творилось что-то странное — узнал бы Паоди, разжаловал бы. С каких пор глава Тайного сыска дружит с ворами и убийцами? С каких пор не ловит их, а покрывает? И колдунью тоже отпустил… И расследования все на месте топчутся, ничего в них не меняется, никакие новые улики не находятся. Куда ни плюнь — везде провал! Хоть на самого себя заявление о разжаловании пиши!
Доран усмехнулся и вскинул голову к небу, на котором просматривались бледные крапинки звезд. Шорох слева показался странным, и он моментально скрылся за стеной дома. Шорох повторился, и он пошел на него, достав револьвер.
Возле очередной сточной канавы странно суетилась тень, пытаясь то ли выловить, то ли утопить кого-то. Похоже, выловить. Однако то ли сил не хватало, то ли что еще, но неподвижное тело только наполовину возвышалось над водой. Свет фонаря очень плохо достигал того места, и ничего не было понятно. Мешала темнота и человеку, поэтому вспыхнула спичка, а от нее бледно разгорелся фонарь в руках — Доран подкрался еще ближе, незамеченный увлеченным человеком. А тот, подняв фонарь, осветил бледное женское лицо, облепленное мокрыми волосами. Мертвенно-бледное.