Три Мира Надежды
Шрифт:
Она прикрыла глаза и вспомнила свой первый серьезный разговор с Вигетиром, императором Лерии - отчетливо, каждое слово, будто он состоялся только вчера.
– Мы все скорбим по Вашим родителям, моя прекрасная и юная леди Онель, - сказал он, неодобрительно глядя на ее осунувшееся бледное лицо и припухшие глаза.
– Мы совершили большую ошибку, недооценили этого мерзавца Лиира, позволили кинарийцам переиграть нас. С каким огромным удовольствием помог бы
я сейчас патриотам Вашей страны отомстить и наказать мятежников. Но политика - искусство возможного. А наша дипломатия
в
А Лерия оказалась не готова к войне, и пока мы можем только терпеливо ждать своего часа. Который обязательно наступит. И, может быть, даже раньше, чем Вы можете себе представить. Забудьте, что Вы графиня Энхейм, Онель, этот титул больше не существует для Вас. Вы - лерийка, отныне и навсегда. Интересы нашей страны превыше всего, помните об этом. Перестаньте плакать
и носить траур - все уже заметили и оценили Вашу печаль. Достаточно, Онель, Вы уже вредите себе, поймите, наконец, это. Прекратите отворачиваться и прятаться от нас, избегать и игнорировать своего несчастного мужа. В Ваших глазах я вижу ум, честолюбие, силу и расчетливую холодную страсть. Очень хорошее
и чрезвычайно интересное сочетание. И в правильных пропорциях, что вообще уже огромная редкость. Вы нужны нам, Онель, а Великой Лерии нужны Ваши дети. Кто знает, может быть, именно они, когда-нибудь, поведут лерийские войска в Кинарию и Нарланд, чтобы уничтожить Ваших врагов и восстановить справедливость.
Я хочу помочь Вам, и потому приказываю выбросить из головы все глупости и вести себя так, как подобает истинной леди Лерэйна. Завтра же Вы предстанете перед всеми такой, какой можете
и должны быть. Или Вам придется дать согласие на развод и отправиться в монастырь. Примите постриг и скорбите вечно. Навсегда останьтесь там, никогда не возвращайтесь обратно, чтобы не напоминать мне о том, как сильно я ошибался в Вас.
На следующий день придворные лерийского императора были поражены новым обликом всегда печальной и молчаливой юной графини из Нарланда. И с каждым месяцем и годом поводов для удивления становилось все больше и больше. А потом все привыкли, перестали удивляться, признали и приняли Онель такой, какая она есть, и какой ее поначалу увидел лишь император.
Онель открыла глаза и требовательно посмотрела на Нейсена.
– Ну, и как там с моим летним дворцом, граф?
– совсем другим, деловым тоном, спросила она.
– Про здешний городской дом даже и не спрашиваю.
– Так же, как и у всех остальных, леди Онель. Не на ту сторону Ваши родители встали.
– А Ваши?
– И мои тоже. Потом нам вернули некоторую часть. Не могли не вернуть. Мы же все-таки здесь почти все родственники. Но не всё. Знаете, я думаю, что если Вы сейчас обратитесь
с официальным прошением стандартного образца, то, учитывая Ваше положение…
– Некоторая часть меня не интересует, Нейсен. И я не нищенка, чтобы кого-то просить. То, что мне нужно и, принадлежит по праву, я беру сама. Ваш нынешний король жалкий вор. А Вы знаете, как поступают с ворами у нас, в Лерии? Человек, которого он обокрал, имеет право на все имущество своего обидчика. Пойманного с поличным воришку просто выгоняют из дома на улицу. И у него тогда только одна дорога - в работный дом, где он до конца жизни будет трудиться за место на лавке и две миски похлебки: одну утром, вторую - вечером. А если он уйдет, то его, в лучшем случае, посадят на цепь в галере, которая отправляется далеко, в тропики. И еще никто не возвращался на этой галере обратно. Но чаще просто вешают на ближайшем столбе. Разбойников мы отправляем
в подземные рудники - на полгода, не больше. Там же, в старых заброшенных шахтах, их обычно и закапывают. А убийц у нас выдают родственникам жертв. И те могут делать с ними все, что угодно: живыми закопать в землю, скормить собакам, порезать на куски, уморить голодом… Если нужны деньги - продать в рабство в Пагшаз или Джеттен. Происхождение, занимаемая должность, богатство и связи не имеют никакого значения. На моей памяти сына губернатора одной из провинций за убийство простой девушки, его любовницы, кастрировали и посадили на кол. А лет пятьдесят назад, один из бывших министров был подарен университетской клинике Лерэйна. Его использовали в качестве учебного пособия для студентов медицинского факультета, собирающихся стать хирургами. Вот этот последний случай, кстати, произвел большое впечатление при Дворе отца нашего императора. Очень многие тогда хвалили вдову убитого за альтруизм и бескорыстие. Если же законные представители жертвы уклоняются от выполнения своего долга и прощают убийцу, того заключают в тюрьму
и пожизненно содержат там за счет этих слюнтяев. Потому что это аморально - тратить на них деньги других налогоплательщиков. Теперь Вы понимаете, мой дорогой Нейсен, почему вот уже почти сто лет у нас практически нет преступности?
– Как все это интересно, прекрасная леди Онель. Мне доставляет истинное наслаждение беседа с Вами.
– Вы ведь знаете, что я давно не была на родине, Нейсен. Не расскажете мне, как принято решать такие проблемы сейчас в Нарланде? Честные люди предпочитают выгонять вора и разбойника из страны? Бросают его в тюрьму? Наказывают палками? Вешают? Отрубают голову? Или предпочитают не замечать ничего, терпят
и ждут, когда он снова придет в их дом и отберет последнее?
– Я искренне восхищаюсь Вами, моя госпожа, и должен со стыдом признать, что в нашей стране сейчас большие проблемы с правосудием. Если бы Вы, когда-нибудь, смогли найти немного времени, чтобы подробнее рассказать мне и моим друзьям о лерийских традициях…
– Почему бы и нет, Нейсен. Через день или два я намерена устроить небольшой неофициальный прием в нашем посольстве. Пожалуй, пришлю Вам пять приглашений. Если Вы, действительно, уверены, что некоторым из Ваших друзей мой рассказ не покажется слишком скучным…