Три Нити

Романова Дарья Евгеньевна

Но Зово молчал; странным было его молчание — странным и страшным! Узловатые пальцы сжимались и разжимались, оставляя на ладонях ранки от глубоко впившихся когтей. Сверкающие наросты, охватившие левый бок и спину колдуна, хрустели, будто свежий снег под лапами.

— Так вот что он задумал… — прошептал он наконец. — «Одурачу тебя так, что куда я сам не захочу, туда будешь у меня на посылках ходить!..» Решил откупиться мной от чудовища, а сам сбежать? Нет уж, пусть расхлебывает то, что заварил! Передай брату, госпожа, чтобы засунул это щедрое предложение вместе со всею Стеной себе в жопу!

Я думал, пасть ада разверзнется прямо под наглецом,

но Палден Лхамо только пожала плечами.

— Нуму, будь свидетелем. Я предложила, и он отказался.

Сказав так, она поднялась с трона и прошла по ступеням вниз; стала напротив отступника — высокая, черная. От нее разило невыносимым жаром, жгущим глотку и подпаляющим шерсть на морде, но на губах играла мягкая улыбка.

— Крака, ты сразился с богами — и проиграл. Но твоя смелость достойна награды. Поэтому я подарю тебе то, чего никогда не дал бы мой брат, — свободу, — тут она наклонилась к Зово, шепнула что-то неразличимое ему на ухо и коснулась большим пальцем лба. Крупная дрожь прошла по телу колдуна; поглощавшие его самоцветы треснули и осыпались крупной пылью. Зово уставился в глаза Палден Лхамо — багровые, раскаленные, — прошептал:

— Я ошибся!

И, бездыханный, рухнул на пол.

***

На выходе из лакханга пара шенов подбежали к богине, и низко кланяясь, забормотали:

— Госпожа! Еще одна колдунья пробралась в Перстень! Мы задержали ее.

И указали на маленькую испуганную женщину с золотой гривой.

— Макара! — вскрикнул я, бросаясь к пленнице; но Палден Лхамо удержала меня.

— Знаешь ее?

Я кивнул.

— Тогда идите за мной.

Оставив шенов недоумевать, богиня повела нас за пределы Перстня. Все время, что мы шли, Макара смотрела на меня в ужасе. Должно быть, она видела тело сестры и разрушения, причиненные сражением Зово с дакини; видела и то, что Палден Лхамо жива. Но какие вывода она сделала? Считала ли меня обманщиком? Предателем? Или поняла, что я просто не успел? Я не решился спросить.

Наконец мы оказались в пустынном месте среди синих скал. Только тогда сияние, окружающее Селкет, погасло; остановившись, она обратилась ко мне.

— Ну и что мне делать с твоей подружкой?

— Прошу, отпусти ее! — взмолился я, сбиваясь и поскуливая от ужаса. — Макара здесь ни при чем! Она помогала мне — освободила, чтобы я помешал Зово. Посмотри, она из шанкха; а им нельзя даже помышлять об убийстве!

Палден Лхамо коснулась ожерелья с раковиной, болтавшегося на шее Макары, одним движением сорвала его и поднесла к глазам, рассматривая.

— Что ж, верно, из шанкха, — протянула она с сомнением.

— Госпожа, прошу! — закричал я, падая на колени. — Сегодня я узнал, что всю жизнь служил вам с братом, волей или неволей. Пусть это будет наградой… Единственной наградой, которую я попрошу за службу!

— Не говори так, Нуму. Может статься, что тебя ждет награда получше…

Богиня помолчала, размышляя. Потом обратилась к дрожащей Макаре:

— Ты покинешь этот город. Сегодня же.

Девушка кивнула, не смея поднять взгляд.

— Хорошо. Теперь убирайся.

Макара сорвалась с места, как приметивший лису заяц, и исчезла в зарослях кустарника на склонах. Больше я никогда ее не видел.

[1] Осеннее равноденствие.

Свиток XIII. Жертвоприношение

Его нашли рано утром. За ночь тело успело остыть и затвердеть; на одежде, коже и волосах нарос толстый слой голубого инея. Говорят, он лежал

в подмороженной грязи на животе, лицом вниз, так что не видно было, открыты глаза или закрыты, улыбаются губы или рот открыт в непрекращающемся крике. Окоченевшие пальцы тянулись вперед, к каменной мельнице Эрлика, будто в молитве. Маску, разбитую надвое, бросили неподалеку.

Все это на рассвете увидели вороны Пундарики, и скоро страшная весть разлетелась среди богов: Шаи убили. Но горожане, проснувшись, не должны были увидеть мертвого бога, поэтому его как можно скорее перенесли в Коготь. Там я и встретил своего старого друга снова — но, увы, только для того, чтобы отмыть труп от запекшейся крови, зашить раны и, по обычаю ремет, удалить внутренние органы, прежде чем поместить его на хранение в холодные покои нижнего этажа. Это должен был сделать Сиа, но не смог. Горе совсем подкосило старика; когда Шаи только принесли во дворец, он схватил замерзшее тело и почти час держал в объятьях, никого не подпуская. Потом его насилу оттянули и заставили проглотить успокоительное; но даже в тяжелом, отупляющем сне он плакал и звал сына. Поэтому работу лекаря пришлось выполнить мне.

Я отер тело Шаи смоченным в воде и уксусе хлопком; измерил количество, глубину и ширину ран на спине; сделал надрез над пахом; один за другим заполнил белые сосуды: кишками, легкими, желудком, печенью; залил потроха черным густым бальзамом и закупорил крышкой. В раскрытый живот вложил твердые, перевязанные красными нитками пластины благовоний; сшил надрез. С помощью железного крюка, введенного через ноздри, извлек часть жирного, легко разлагающегося мозга; все оставшееся растворил едким составом.

Лапы двигались будто сами по себе, и, пока я занимался приготовлением сах, меня не покидало чувство, что все это — просто сон, страшный сон, от которого еще можно проснуться. Но потом боги один за другим стали входить в покои Сиа и останавливаться у стола, на котором распластался мертвец; и тогда отчаяние добралось до меня. Чтобы никто не видел, как я плачу, я отвернулся и начал перемывать запачканные кровью, жиром и слизью инструменты, но краем глаза все равно видел Нехбет, дрожащую и кусающую губы; Утпалу, мрачного и вздыхающего, будто плюющаяся дымом гора; Падму — нахмурившуюся, непривычно молчаливую, с волосами взъерошенными, как вороньи перья; Пундарику — растерянного, не понимающего, что происходит вокруг; Камалу… Но на ней я не решился остановить взгляд. Смерть Шаи, кажется, совсем сломила ее: остекленевшие глаза, обведенные потеками туши, светились безумием.

Последними появились Палден Лхамо и Железный господин. Бог шел медленно, согнув спину и опираясь на палку, точно ветхий старик… И все же у него хватило сил или злости, чтобы оттолкнуть сестру, когда та пыталась помочь ему усесться.

Когда все собрались, Утпала сказал:

— Его убили.

— Убили, — кивнула Падма. — И не просто так, не по ошибке. Не какие-нибудь разбойники, решившие ограбить слабосильного отшельника. Кто бы это ни сделал, он знал, что Шаи — один из нас.

— Мы и так знаем, кто это сделал и зачем! — прошипела Камала и бросила на стол, прямо на простыни, которыми я укрыл труп, три кинжала — вроде тех, какими торговцы на рынках потрошат рыбу и счищают чешую. На приметных рукоятях из белого перламутра был вырезан знак — круг с тремя завитками. — Шанкха. Недавно они уже пытались пробраться во дворец. А когда это не вышло, решили добраться до самого беззащитного из нас!