Три Нити
Шрифт:
Мало того, стало так жарко, что, вздумай он бросить на ступени лестницы кусок сырого мяса, тот зашипел бы и испекся, как на сковороде. Он сам мог вытерпеть пекло, хотя в ушах шумело и голова кружилась; но стражу, всю жизнь проведшему под землей, да еще и страдающему от отравы, пришлось нелегко. В конце концов мужчина забился в тень между двумя вздыбившимися плитами и задремал, уткнувшись подбородком в ключицы (что было только справедливо, потому что ночью Хонсу охранял его сон).
Ему бы тоже следовало отдохнуть, но он не мог. Глухая тревога ворочалась, скреблась в груди. Нужно было подняться наверх как можно быстрее, иначе случится что-то ужасное! Что именно, он не знал и знать не хотел. В любом случае каждая секунда промедления означала
— Быстро учишься, — похвалил он. — Теперь попробуем забросить ее наверх.
Копье стража исчезло в провале вместе с каким-то летуном; но в песке удалось откопать несколько кусков искореженного металла. Выбрав один, с растопыренными в разные стороны «зубами», Хонсу закрепил его на плетеном канате и, став на последней из уцелевших ступеней, попытался закинуть наверх. Это оказалось совсем не просто; раз за разом мужчина закидывал самодельный крюк, но тот падал, не долетев до цели.
После пары часов бесплодных попыток Хонсу, отдуваясь, присел отдохнуть. Он приподнял оставленный стражем груз, взвесил в руках: тяжелый! Неудивительно, что Хонсу устал. Подражая ему, он раскрутил канат над головой и швырнул вперед, но тот не пролетел и десятка шагов, повиснув беспомощно, как дохлая змея в клюве птицы.
Страж хохотнул за его спиной.
— Не очень-то у тебя получается. А знаешь что? Давай-ка я тебя научу! Будем пробовать по очереди.
Хонсу, конечно, задумал это в шутку, но он с радостью согласился. Пока страж поправлял его, хлопал по локтям и по коленям, заставляя снова и снова швырять крюк в пустоту, казалось, что он занимается нужным делом, — и свербящая тревога ненадолго отступала. Скоро брошенный им крюк преодолел почти треть провала; куда лучше, чем первая попытка! Потом настал черед стража, но ему никак не улыбалась удача. К вечеру им так и не удалось забросить канат наверх.
— Думаю, нам стоит ночевать там, — сказал Хонсу, кивая в сторону от срединного провала, и подул на ладони: на них вздулись большие водянистые пузыри. — Поутру за стенами можно набрать воды и наловить жуков. Ты, небось, есть хочешь?
Он угрюмо вздохнул; голод беспокоил его куда меньше, чем задержка в пути. Но выбора не оставалось, так что они побрели к краю уровня, ступая осторожно, чтобы не потревожить змей, все еще сновавших по песку. Как и прошлой ночью, Хонсу оградил место ночлега веревкой, прошептав над ней какие-то заклинания; но поскольку здешняя живность казалась мирной, страж решил, что спать поочередно не стоит. Не разводя огонь, он зарылся в остывающий черный песок и закрыл глаза; низкий звенящий храп поплыл в ночи, время от времени прерываясь мучительным кашлем.
Через час или около того у него тоже получилось задремать; но и во сне он шел по лестнице — той же, что и наяву. Он ясно видел ступени, щербатые, серо-белые, подпертые железными прутьями, от которых стекали красные потеки ржавчины. Хотя вокруг была сплошная чернота, лестница будто сочилась собственным светом — как и его тело. Но впереди мгла сгущалась, становилась сильнее, и ступеней через десять ничего уже было не разобрать. Вокруг стояла тишина; он слышал только свое дыхание, скрип мышц и костей и так поднимался долго, очень долго, пока ему вдруг не показалось, что кто-то идет навстречу. Легкие шаги; песок шуршит под ногами… Он остановился, всматриваясь в темноту, и увидел два белых глаза. Сначала он подумал, что это страж; но у глаз не было зрачков. Может, это были
Он проснулся, подскочив, глотая ртом воздух, испуганно озираясь; но вокруг была обычная ночь, а не непроглядная чернота его кошмара. Он мог различить и волны песка; и очертания лестницы, спиралью уходящей вверх, чтобы оборваться в воздухе посредине между уровнями; и птиц, белевших в тени, будто спрятанные в капюшоны лица. Они спали, положив клювы на пуховые подушки между крыльев; спал и Хонсу, сопя и похрапывая. Но он не мог больше спать; нужно было сделать хоть что-нибудь!
Не придумав ничего лучше, он отправился к лестнице — туда, где страж свалил найденные днем куски металла; порылся в них, достал один — длинный, изогнутый, весь в пятнах и щербинах, — пристроил к краю ступени и стал очищать, возя туда-сюда, снова, и снова, и снова. К рассвету железо блестело, как зеркало.
***
Им не удалось продвинуться вперед ни на следующий день, ни через день. Хонсу не отчаивался, хотя ему и приходилось ежеутренне мучиться с очищением воды, прежде чем получить хотя бы глоток; зато стражу пришлись по вкусу хрустящие жуки. А вот он сам готов был грызть локти от злости, но вместо этого упражнялся в швырянии крюка. В конце концов у него стало получаться довольно неплохо.
— Да ты родился воином! — страж одобрительно хлопнул ученика по спине; теперь он пообвык и уже не боялся прикасаться к нему. — Вон и оружие себе смастерил. Носи его с собой — вдруг пригодится?
Хонсу говорил о куске металла, который он заточил уже до приличной остроты. Послушав совета, он сплел из ошметков проводов и проволоки что-то вроде пояса, на который можно было прицепить самодельный нож. Если подумать, это была его первая одежда, не считая доспехов, которые росли на нем с рождения. Теперь хоть было чем отбиваться от змей, летунов и прочих чудовищ, населяющих башню… Правда, спокойнее не стало. Каждую ночь один и тот же кошмар преследовал его: долгий подъем по лестнице, чье-то присутствие, невидимое, но угрожающее, и темнота, катящая вниз, как вал черной воды. Он понимал, что сон торопит его, велит идти вперед — но как?
Башня резко сужалась кверху: если нижний уровень был огромен, то этот он исходил вдоль и поперек всего за пару дней, а через неделю уже различал каждую из птиц, гнездящихся под потолком, по голосу. «На этом песчаном пустыре скучнее, чем в яме», — так он думал, бродя по барханам и бесцельно пиная песок, пока Хонсу прятался от дневной жары, как вдруг поскользнулся и чуть не рухнул навзничь. Под пяткой сверкнуло чистое золото!
Памятуя о том, что золото здесь означало неприятности, он сначала отшатнулся, но потом любопытство взяло верх. Присев на корточки, он смел песок с сокровища: это оказались не драгоценные самородки, а роговые пластины, все в разводах и пестринах, желтых, рыжих, бурых и черных, подымающиеся и опускающиеся медленно, как во сне. Шириной это исполинское тело было с подпирающую потолок колонну, а длиной — кто знает! Затаив дыхание, он легонько коснулся чешуи; та была гладкой, как стекло, и горячей, как песок.
Позже он привел Хонсу к этому месту и показал находку.
— Большая змея, ничего не скажешь! Хорошо, что не голодная. Она нас не трогает — и ты ее не трогай, — велел страж; на том и порешили.
***
С канатом все никак не выходило, и он ломал голову над тем, как еще можно забраться наверх. Один раз, полазав по отросткам, выпиравшим из боков башни, он расшатал и выдернул с корнем несколько крутящихся штуковин, затем при помощи ногтей и беззвучных проклятий разделил их на прутья, а те уже связал в подобие железной удочки. Увы, ее длины не хватило, чтобы донести крюк с веревкой до другого конца лестницы! Вот если бы Хонсу попробовал добыть остальные, не поддавшиеся ему ветряки… Но страж боялся ступить за пределы стен — от высоты у него подкашивались колени.