Три Нити
Шрифт:
Этого и еще нескольких пригоршней мха было бы достаточно, чтобы он мог идти еще долго; может, даже успел бы подняться до середины колодца, пока не закончился день? Думая так, он поспешил на лестницу, но, как ни торопился, к его возвращению та была уже занята. Дюжина ящериц — старых, как мир, и огромных, как дом, с поблекшей до желтизны чешуей, развалилась на ступенях, млея в жарких лучах. Их бока, покрытые складками дряблой кожи, раздулись и булькали от бродящей еды. Казалось, ящериц совсем разморило, но стоило ему подойти поближе, как твари начали шевелиться, клацая когтями и угрожающе взмахивая тяжелыми хвостами. Из-за острых шипов-кристаллов те походили на утыканные гвоздями дубины; получить удар такой совсем не хотелось.
Он изо всех сил затопал ногами и захлопал в ладоши, пытаясь согнать
А эти чудища были опасны! Следующий удар хвоста или толчок тупой морды запросто мог отправить его на самое дно провала; может, он и выживет после падения, но точно переломает ноги и руки. Тогда он решил просто ждать. Когда жар станет невыносимым, ящерицы сопреют, иссохнут и сами уползут в глубь уровня, к зелени и прохладе, а он продолжит путь.
Решив так, он сошел с лестницы и устроился в неподвижной тени. Время шло медленно, но за годы, проведенные в яме, он научился терпению. Все быстрее кружились в белых лучах пылинки; нагретый воздух все отчетливее дрожал и колыхался; суетливые пауки, попав на освещенное место, катились кубарем прочь, чтобы не обжечь лапки о раскалившийся камень. А ящерицы все валялись как мертвые, даже не мигая.
Зато что-то темное шелохнулось внизу — там, в зарослях тростника, которые он с таким трудом покинул, — и поползло по лестнице. Он уставился на приближающегося, холодея от страха: это был страж! Он точно узнал это низкорослое, коренастое существо, сплошь замотанное в тряпье, с коротким копьем за спиной и зубастой рогатиной в лапе; страж опирался на ее древко, как на посох. С подола бурого балахона текла вода, оставляя позади влажный, улиточный след; когти цокали по ступеням, как раньше — по потолку ямы. Выпуклые глаза, не приспособленные для надземного света, были закрыты темным стеклом; сквозь это забрало страж пялился прямо на него.
Нужно было бежать, немедленно! Он сорвался с места и, не подумав хорошенько, метнулся вверх по лестнице, прямо в стаю заворочавшихся, заворчавших низкими голосами ящериц. Его царапали хвостами и когтями, кусали, швыряли туда-сюда, но это еще полбеды! Главное, что впереди разлеглась самая огромная, самая уродливая тварь, раздувшая бока так широко, что складки кожи свисали по обе стороны лестницы.
Как пройти мимо такого чудовища? Эту махину не обойти, не перепрыгнуть, не проскользнуть под брюхом! Зоб у нее колыхался, как выцветшее знамя, а страшные шипы были длиной в три ладони! Когда ящерица задрала хвост для удара, они сверкнули радужным блеском, а потом ухнули вниз. Повезло, что он успел отскочить, иначе его разрезало бы или расплющило, как букашку. Жаль, что здесь не водилось достаточно большого паука!
И тут дикая мысль пришла ему в голову; он увернулся от еще одного удара и, пока мощный хвост еще лежал на земле, схватился за шипы-самоцветы, а потом изо всех сил потянул на себя. Увы! Он был слишком легким, а позвонки ящерицы слишком спаялись от старости и не желали отделяться один от другого. Вдруг что-то резко дернуло его за щиколотку — это страж добрался до него! А ящерица меж тем снова начала подымать свое страшное оружие, и они оба повисли у нее на хвосте, как рыбы на удочке. Вот тогда-то тихо, почти неслышно хрустнули кости, и жирный, еще шевелящийся кусок плоти отделился от своей хозяйки! Как два мешка, они со стражем повалились на лестницу. Ударившись о ступени, он выпустил кровоточащий отросток из рук. Вокруг послышалось клацанье когтей и челюстей — это другие ящерицы, проголодавшиеся за минувшие часы, спешили перекусить свежим мясом. Извиваясь и толкаясь вывернутыми набок локтями, они оттеснили стража прочь; коротышка с головою исчез под сплетением лап и тел.
Изуродованная тварь замычала, заревела, яростно вскинув шею; но без хвоста она была просто злобной, надутой смрадным воздухом подушкой. Хватаясь за складки кожи и бугристую чешую, он взобрался ей на спину и соскочил
***
Тут не было в беспорядке набросанных камней, но зато от срединного провала расходились кругами десятки, если не сотни колонн высотой до самого потолка. Правда, многие из них раскололись или покосились, опершись друг о друга хребтами. Уже знакомые колючки обвивали бетонные основания рядами черных четок; бока пестрели щербинами и трещинами. Из пористой, как мякоть гриба, поверхности, прорастала чахлая зелень и пучки прозрачных, огненно горящих самоцветов. Один из них будто бы шевельнулся; но ему некогда было рассматривать здешние чудеса. Покрутив головою и не заметив ни ящериц, ни жаб, он юркнул за колонны: подальше от провала, от стража и от света, слишком ярко блестевшего на белом панцире.
И вовремя: стоило ему забиться в тень между двумя накренившимися обломками и затаить дыхание, как со стороны лестницы послышалось пыхтение и стук железа о камень — это его преследователь, одолев ящериц, взбирался наверх. Сначала над полом показались зубцы его рогатины, потом — капюшон, залитый свежей кровью, и острие копья, на котором, как красные ленты, болтались куски кожи и мяса. Наконец, страж появился весь, но вместо того, чтобы двинуться вглубь уровня, остановился и вперился в темноту. Не заметив добычи, он продолжил путь по ступеням.
Это могло быть уловкой. Поэтому, когда страж скрылся из виду, он не стал высовываться наружу; и не зря! Не прошло и половины часа, как его преследователь вернулся, сошел с лестницы и, подобрав под себя когтистые ступни, уселся в тени колонн. Его пятнистый наряд почти сливался с их грязноватой поверхностью; только сверкнули на мгновение пятки — голые, заросшие желтыми мозолями. Значит, страж уверен, что он не поднялся выше, а остался на этом уровне? Но почему?..
Так или иначе, преследователь решил подкараулить его — вот только недооценил добычу. Он может ждать долго, очень долго! Зато самому стражу рано или поздно придется отправиться на поиски воды; тогда он проберется мимо.
Решив так, он покрепче обхватил колени и замер, как будто снова очутился на дне ямы; но сейчас вокруг него был целый мир, движущийся, живой, таинственный, и хотя он следил за стражем и провалом, украдкой все-таки поглядывал по сторонам. Особенно его манили пучки драгоценностей, мерцавшие тут и там зелеными, голубыми, лиловыми огоньками; некоторые крепко вросли в пол и колонны, а другие бегали, причем довольно резво! Одна такая подушка, утыканная алмазными иголками, подобралась очень близко; он даже услышал цоканье коготков и яростное фырчанье. Это было живое существо! Маленький зверек с растопыренными ушами и злобными желтыми глазками. «Еж», — подсказала память, и он кивнул, соглашаясь. В тени кристаллы на спине зверька разгорались ярче, окружая того бледным ореолом; из-за этого еж походил на лампу, которую несла через темноту чья-то невидимая рука.
Зверек пробежал мимо, шумно принюхиваясь к следам на полу, и вдруг кинулся вбок и схватил что-то, громко хрустнувшее в острых зубах. Это была многоногая тварь, вроде паука, но с клешнями и длинным хвостом, заканчивающимся увесистой пикой. Скорпион! Белый, как кусок мела; приглядевшись, он заметил еще много таких — на полу, на колоннах, на потолке.
Вот и еж, проглотив добычу, уже крался к новой жертве и грозился откусить покачивающийся в воздухе хвост; но скорпион оказался быстрее и ткнул жалом прямо в нос охотника. Тот хрюкнул, отступая, а потом запыхтел и повалился на землю. Маленькое тельце затрясло; он испугался, что зверек умрет. Но нет! Волна света прошла по стеклянистым иглам; те приподнялись, ощетинились — и будто бы выросли немного. Выходит, так еж избавлялся от яда?.. И правда, у молодых зверьков на спинах росла только темная, острая щетина; но чем старше они становились — то есть чем больше укусов успели получить за жизнь, — тем роскошнее казались их хрустальные шубы. У некоторых ежей иглы были так тяжелы, что они еле ходили; и низкий лоб, и глаза скрывались под порослью кристаллов, сталкивающихся между собою и издающих нежный, приятный уху звон.