Три Нити
Шрифт:
Сердце еще долго ухало в груди. Я ворочался в кровати, то кутаясь в одеяло, то отбрасывая его прочь, и, чтобы не думать о кошмаре, пытался ухватиться мыслями за что-нибудь другое. Правда ли, к примеру, что Железный господин и Палден Лхамо на самом деле одно целое? И каково это — жить в двух телах разом? Прав ли Шаи, что они скрывают что-то недоброе? А если скрывают, то что?.. Но от таких дум моя тревога только раздулась, точно набравшая воздуха жаба, и еще сильнее давила на грудь. Даже маска Гаруды, подаренная богами, теперь внушала страх, хотя ее клюв и улыбался весьма дружелюбно.
Золотые кусочки мозаики на
Застонав, я сел в кровати. Не было смысла продолжать эту пытку; лучше уж прогуляться по дворцу! Но заходить в сад ночью мне не хотелось — тот был слишком темным, наполненным звуками, сквозняками и тайной жизнью растений. От одной только мысли о сорной пшенице, шевелящей колючими усиками, уже становилось не по себе. Вместо этого я решил подняться в трехгранные покои на носу Когтя, которые показал мне Шаи. В прошлый раз мы застали там Падму, но я рассудил, что сейчас ночь — время Утпалы, а его я почему-то боялся меньше, чем остальных вороноголовых.
Лампы на потолке при моем приближении тускло мерцали — света хватало ровно настолько, чтобы не уткнуться носом в стену. По ночам дворец тоже дремал; вот и вход в заветные покои не спешил открываться! Подождав с полминуты под дверью с крылатым солнцем, я тихонько постучал. К моему удивлению, это помогло: створки медленно разошлись. Войдя, я сразу увидел Утпалу: он не спал, а стоял, прислонившись лбом к стеклу, и смотрел на город за озером или, может, на синее, облепленное звездами небо с полной луной посредине. Услышав шорох шагов, бог обернулся. Его лицо было белым, точно вторая луна, — если не считать трех темных шрамов на правой щеке.
— А, это ты, — как будто с облегчением сказал он. — Почему не спишь?
— Да как-то так, — уклончиво отвечал я. — Хотел посмотреть на город.
Утпала кивнул и отвернулся к окну. От его дыхания на стекле оставались влажные пятна; снаружи Когтя было холодно. На некоторое время в зале установилась тишина; мы оба рассматривали мир внизу. На золотых крышах Бьяру лежали сугробы, толстые и слоистые, как свиной жир, — тонкая прослойка голубого льда, потом полоса снежного тука, и снова лед. Окна домов и зевы курильниц казались странно уменьшившимися, порыжевшими, будто расплавленный сахар. Там и сям большими клубами подымался дым и застывал в безветрии, громоздясь и нарастая в воздухе, как лацгас на горном перевале. Ни воронов, ни сов не было видно; должно быть, птицы прятались от мороза.
— А ты почему не спишь? — спросил я, устав молчать. — Разве ты не должен разносить вести?
— Уже разнес. Кто хотел, тот услышал.
— Теперь жители всех княжеств придут в Бьяру, чтобы строить Стену? И все будет так плохо, как сказала Нехбет?
Утпала пожал плечами.
— Надеюсь, что нет. Мы долго готовились… Но ты еще маловат, чтобы думать об этом. Не забивай голову.
— Ничего я не маловат! И я хочу знать, потому что… это ведь важно для всей Олмо Лунгринг. То, что задумал Железный господин, — оно правда поможет нам?
Утпала вздохнул и, отойдя от стены-окна, уселся на неуютное каменное ложе. Я примостился рядом,
— Нуму, признаюсь честно: я видел чертежи той штуки, которую зовут «Стеной», но ничего в них не понял; ну, кроме того, что это и не стена вовсе. Любой шен в вашем Перстне знает о колдовских делах в тысячу раз больше моего и лучше расскажет тебе о них. Да ты и самого Уно можешь спросить — он только рад будет. Есть, знаешь, те, кого те не корми, дай поучить всех вокруг уму-разуму… Только постарайся не заснуть от скуки, пока он объясняет, а то обидится.
— Дааа… обойдусь, пожалуй, — пробормотал я, рассудив, что про свою трусость лха рассказывать не стоит. — Но сам-то ты как думаешь?
— Если Уно считает, что это поможет, я верю ему.
— А Шаи вот не верит.
— У Шаи свои рдзиб-рдзиб[3] в голове, — отмахнулся Утпала. — Понятно, почему он злится, но злость, пускай и оправданная, мешает ясно думать. Уж я-то знаю: пару жизней назад я сам был таким же… или даже хуже. Мне Уно не причинил никакого зла. Я невзлюбил его из чистого предубеждения, еще до того, как встретил. Уже по имени было ясно — он из Старого Дома; у них, знаешь, ребенок всегда получает семейное имя как часть своего. Например, Камалу звали когда-то Сатхатхор из семьи Хатхор; ну а Уно…
— Нефермаат, — выпалил я, не сдержавшись; Утпала удивленно покосился на меня, но продолжал:
— Да, точно. Стало быть, из семьи Маат. Этого мне было достаточно — в Новом доме нам с детства внушали, что обитатели Старого Дома не такие, как мы. Снаружи похожи, но внутри больше звери, чем ремет… Даже не звери — те знают, что такое любовь, ласка или привязанность; скорее, ящерицы или змеи. Вот и в моих глазах они были опасными чужаками, всегда готовыми предать, всегда преследующими только свою корысть. Но очень скоро я должен был признать, что неправ.
— А как это случилось?
Утпала провел ладонью по лбу, точно стирал невидимую сажу, а потом снова заговорил — медленно, тихо и время от времени поглядывая на пол, будто там были разбросаны подсказки.
— Дело было лет через пятьдесят после падения. Кекуит тогда спала; все ее чувства притупились. Поэтому, когда вокруг долины начали собираться стада Лу, мы не сразу узнали об этом. Первыми нас предупредили быки-ньен; раньше их много жило в окрестностях. Испугавшись дрожи земли, они выбежали на поля перед Бьяру и остановились. Их придавило заклятье, опоясывающее город. Так быки стояли с минуту, принюхиваясь к ветру, а потом задрали головы вверх и разом заревели — будто одновременно подули в тысячу раковин. И вдруг из облаков на Бьяру полетели огненные стрелы.
Это явились воздушные Лу. Ты, должно быть, никогда не видел их: сейчас они остались разве что на Апарагояне, да и то вряд ли… Кости у них полые, как у птиц; шкура тонкая и растягивается, будто зоб у жабы; внутри брюха есть пузырь с горючим веществом. Летали змеи вот как: набирали воздух в отростки, соединяющиеся с легкими, и разогревали своим внутренним жаром. От этого их тянуло вверх; а направляли полет они костяными лопастями на хвосте. Но, как ни страшны были эти раздувшиеся великаны, их медленное парение не шло ни в какое сравнение с быстротой ирет. В мгновение ока те облепили Лу, а змеям оставалось только щелкать пастями и шипеть, пока их заживо раздирали на куски.