Три письма и тетрадь
Шрифт:
— Светлана Алексеевна, уже почти три часа ночи. Вы же до часу собирались посидеть.
Соломон врал — было только десять минут третьего. Тётя Света не слушала его. Не глядя на Соломона, она продолжала изучать меню.
— Я один остался, повара ушли. Мне ещё на сигнализацию сдавать. У нас завтра с утра американская делегация приезжает. Я не высплюсь, — причитал Соломон.
— Ах ты, дрянь такая, — театрально возмутилась тётя Света, — тебе, какие-то американцы дороже твоих соотечественников.
Слово «соотечественников» тётя Света произнесла как «стечсников», и, кажется, сама поняла, что надо бы закругляться. К ней подошла Вера, обняла, поцеловала и спросила:
— Тётя Свет, может,
Тётка сразу успокоилась и потянулась к своей сумочке. Она достала пятьдесят долларов и поманила к себе Соломона:
— Ты завтра со всей своей сраной американской делегации столько не получишь. Помяни моё слово.
Мы поднялись из-за стола. Прибалт своими энергичными движениями старался показать, что он не спал за столом ещё минуту назад, что этого просто не могло быть.
— Санечка, — повернулась ко мне тётя Света, — помоги тётеньке одеться.
На выходе нас провожали администраторша и сияющий Соломон. Администраторша с пафосом, словно вручала олимпийский кубок, протянула тётке коробку с водкой «Золотое Кольцо».
Когда мы подъехали к Вериному дому, вылезая из машины, тётя Света распорядилась, чтобы Андрис захватил коробку с водкой и пакеты с подарками для Веры. Тётка, кажется, собиралась продолжить пьянку. Мы прошли в арку. Тётя Света и Вера держались за меня, в арке было скользко. Талая вода в течение дня затекала с улицы во двор и, после захода солнца, образовывала ледяную дорожку. Позади нас, скользя по дорожке, совершенно избавившись от акцента, тихо матерился прибалт. Мы подошли к входной двери. Сзади послышался глухой вскрик, и из арки на спине по льду выкатился Андрис. Боясь показаться смешным, он сразу вскочил и засеменил к нам.
— Разбил? — спросила тётка.
— Нет, но немного шишка может быть, — отозвался Андрис с восстановленным акцентом.
— Да я не про голову твою. Иди сюда.
Андрис подошёл, тётя Света взяла у него бутылку и пакеты и передала мне. При свете зажигалки, она осмотрела голову прибалта.
— Всё нормально, можешь идти в машину.
Андрис простился с нами, а тётя Света постучала пальцем по коробке с бутылкой в моих руках:
— Ну, что, Санечка, на посошок?
Тётя Света, из карманов своего модного пальто, извлекла две стопки, завёрнутые в салфетки бутерброды, яблоко и апельсин. Это всё она прихватила в ресторане. Когда успела? Я восхитился такой предусмотрительностью:
— Ну, Светлана Алексеевна! Что за женщина, слов нет.
Пока я сосредоточенно разливал водку по стопкам, которые держала тётя Света, она начала жеманно допытываться у меня:
— Что значит: нет слов? Ты уж скажи чего-нибудь, Санечка. Ну, похвали меня. Скажи, какая я. Ну, какая?
Она закружилась в подобии танца, раскинув руки, и стопки с водкой из её рук разлетелись в разные стороны. Тётя Света испуганно ахнула и виновато посмотрела на меня.
— Да уже никакая, — ответил я.
Мы с Верой отыскали стопки, и я наполнил их заново. Мы выпили. Тётя Света вздохнула и удивлённо заметила:
— Что-то расслабилась я с вами. Взрослая тётенька, а веду себя…
— Как маленький мальчик? — подсказал я.
— Вот-вот, — согласилась тётя Света и, то ли с мольбой, то ли с обидой, спросила: — Приедете в гости?
Она выглядела усталой и нерешительной, от столичного лоска ничего не осталось. Она вглядывалась в наши лица и ждала ответа. Мне стало жалко её. Неловко её обнял и неуклюже поцеловал её куда-то в пространство между ухом, шеей и воротником, и пообещал:
— Обязательно приедем!
С другой стороны тётку обняла и поцеловала Вера. В глазах тёти Светы стояли слёзы. Она поцеловала нас в ответ, достала платок и, вытирая слёзы, произнесла:
— Какой сегодня день интересный: и посмеялась,
Она развернулась и побежала в машину.
На следующий день, на выходе с работы, мы с Егором наткнулись на Штольца. Я подумал, что сейчас меня ждёт неприятный разговор, насчёт несостоявшихся накануне свидетельских смотрин. Штольц поздоровался и взял меня под локоток. Он начал говорить, странно растягивая слова:
— Саня, у меня есть к тебе вопрос.
— Извини, Штольц. Просто вчера тётка из Москвы, как снег на голову. Не с собой же её было к вам на конкурс тащить. А что, прибалт вас не предупредил?
— Так он ещё и прибалт? — удивился Штольц.
— Он что-то натворил? Нагрубил? Устроил скандал? — удивился я в свою очередь.
— Нет-нет, что ты.
— Тогда: что случилось?
Штольц рассказал нам о вчерашнем вечере в доме своей будущей тёщи. Штольц с извинениями признался, что Ленкина мама готовилась к нашему визиту на самом невысоком уровне. Это он понял по продуктам и по посуде, которые выставлялись на стол. Рассматривать наши кандидатуры, она всерьёз не собиралась. У неё уже были фавориты. Скорее всего, она просто решила изобразить такую возможность перед дочерью и мужем. Ленка хотела видеть в свидетелях на своей свадьбе нас с Верой. Такое желание появилось у Ленки после того, как она узнала от Кати, что та в свидетели будет звать нас. Отцу Ленки было всё равно. Он собирался только обеспечить финансовую основу для свадьбы. А Ленкина мама намеревалась устроить соревнование на лучшую пару свидетелей. Она нигде не работала, и времени заняться ерундой, у неё было в избытке.
Когда в дверь позвонил Андрис, Ленкина мама нарезала колбасу на толщину газетного листа. Входную дверь в их доме открывала только мама. Это было железное правило. Она опасалась, что дочь или муж дадут слабину и могут пропустить какое-нибудь обутое животное на её бежевый фетиш. Прибалт с порога произнёс пару фраз, и Ленкина мама в нелепом поклоне сделала три шага назад от открытой двери, приглашая обутого незнакомца ступить на своего бежевого кумира. Такое не позволялось никому. Даже начальника своего мужа, руководителя области, Ленкина мама встречала, предварительно завернув угол ковра. Штольц стал очевидцем чудесного явления необъяснимой природы. Прибалт негромким ровным голосом принёс извинения от нашего с Верой имени. Ленкина мама, не сводя с Андриса взгляд, согласно кивала головой. Андрис очень галантно произнёс слова прощания и развернулся на выход. Ленкина мама услужливо рванулась открыть ему дверь. После этого, мама прошла в зал и села в кресло. Она просидела с отсутствующим видом до прихода гостей. На вопросы дочери отвечала неохотно и невпопад. Штольц, конечно, обалдел от внезапного маминого пофигизма к ритуалу разувания гостей. Ленка объяснила это тем, что мама просто не устояла перед изысканными манерами незнакомца. Штольц не стал её разубеждать. Когда пришли две пары кандидатов на звание свидетелей на свадьбе, обряд разувания в коридоре был восстановлен.
— Что ты мне скажешь об этом человеке? — Штольц осторожно улыбнулся.
— А я с ним не общался. За весь вечер даже парой слов не перекинулись. Знаю только, что зовут Андрюха, что он прибалт, что он психолог…
— Психолог! — вскрикнул Штольц так, что мы с Егором вздрогнули. — Я так и знал. Я вчера ещё догадался. Работает он, конечно, виртуозно. Высший класс.
Штольц сказал нам, что вчера он воочию узрел восхитительную работу гипнотизёра нового направления.
— Представляете? Это совершенно не классический гипноз. Всё построено только на точности слов. Никаких маятников перед носом пациента, никаких команд загробным голосом, никаких пассов руками. Как же грамотно он её вчера вырубил. Просто фантастика.