Три подруги и все-все-все
Шрифт:
Он был в светлой футболке. Его обнаженная шея находилась рядом с моим лицом, притягивая своим видом. Беззащитность, ведь это одна из самых уязвимых частей тела, напополам с демонстративным вызовом. То, что он вот так демонстрировал мне свою шею в нетипичном для оборотней жесте доверия, говорило о желании соблазнять и этим властвовать. Он знал, что привлекателен. Что запах его теплой кожи, чуть более горячей, чем у всех остальных, притягивает и заставляет желать прикоснуться к нему.
— А почему она ревнует?
От такого неожиданного вопроса даже мои затуманенные мозги чуть прояснились.
— Потому что… скоро наша свадьба! —
— Вот именно, — его от природы розовые губы растянулись в плотоядной ухмылке.
Я отвернулась.
— Так скажи мне, милая, почему моя кошка пыталась тебя убить, а?
Я побоялась, что не справлюсь с эмоциями и что-то такое отразится на лице, что выдаст меня. А потому опустила голову, позволяя волосам упасть пеленой, попытавшись скрыться за ней.
— Рассказывай… или пожалеешь, — он не угрожал. Не просил. Он предупреждал, честно заявляя о своих намерениях, пребывая в полной готовности претворить в жизнь любое наказание. Именно на этом держался его авторитет в стае. Он не избегал жестокости, он ею наслаждался, шагая навстречу кровожадности, не опасаясь того, чего опасалось большинство из нас — окончательно превратиться в чудовище.
Неожиданно во мне всколыхнулась гордость и смелость.
Я с вызовом взглянула в золотистые глаза.
— Ты же помнишь, что я не какая-нибудь там бабочка, порхающая по цветочкам?
Он лишь шире заулыбался.
— Да, — ответила я на его непроизнесенный аргумент в собственную пользу, — тогда, у дома Фирусы, ты победил. Ты почти убил меня. Но это не значит, что ты сможешь побеждать и дальше.
Его пальцы приблизились к моему лицу. И мне больших усилий стоило, чтобы удержать себя на месте и не попытаться отодвинуться как можно дальше. Но нет, он не стал выпускать когти, а лишь прикоснулся к моей нижней губе и чуть оттянул её вниз, внимательно наблюдая за выражением лица.
— А еще я знаю, что больше всего на свете ты не хочешь причинять вред невиновным. Именно поэтому за много лет ты ни разу не воспользовалась своей силой по-настоящему. Так, демонстрировала некоторые фокусы, но даже когда твоя жизнь оказывалась под угрозой, ты не взывала к стихии. Потому что знала — будет много жертв. А ты не готова платить такую высокую цену, верно?
Он тихо рассмеялся.
— Даже если я начну убивать тебя прямо здесь и сейчас, ты попытаешься справиться без магии, поэтому бояться мне нечего, — он приник к моему уху, впился губами в мочку, так же быстро отпустил и прошептал: — Это тебе надо меня бояться, любимая.
Я прикрыла веки, избавляя саму себя от необходимости отвечать.
Его ладонь скользнула выше, легла на затылок и притянула к плечу, прижимая щекой к ткани, пахнущей свежестью кондиционера для белья.
— Не сжимайся так сильно, — он нежно погладил по волосам. — Какой мне смысл тебя убивать, если я уже оплатил нашу свадьбу?
Я и сама не заметила, как каждая мышца моего тела напряглась, готовая к встрече с опасностью.
— Просто ответь на вопрос. Ты ведь знаешь, что я всё равно узнаю правду, — и он прижал меня к себе сильнее, словно пытаясь выжать весь воздух.
Следовало признать… время пришло.
— Ваше потомство, — шепот был едва слышимым, но не для него.
— Что?
Даниэль удивился настолько, что даже его рука, все еще продолжавшая гладить меня по голове дернулась,
— Что ты сказала? — повторил он свой вопрос и натянул волосы, силой разворачивая мое лицо к себе.
Мы смотрели друг другу в глаза. Все в наших отношениях было как будто бы не до конца. Не до конца любили, не до конца ненавидели, не до конца желали. Я смотрела на его губы, а перед глазами всплывало совсем другое лицо. Лицо того, с кем всегда было «до конца». И любовь, и ненависть, и желание прикончить, которое очень скоро воплотится в жизнь. Но даже стоя у его могилы, я буду помнить, с каким безудержным голодом меня тянуло к нему. И этот голод всегда был настоящим, в отличие от влечения, которое возникло между мной и Даниэлем из-за какой-то глупой раны.
— Пообещай мне, — попросила я. — Пообещай, что всегда будешь на моей стороне.
— Обещаю, — тихо выполнил он мою просьбу, проговорив эти слова только для меня одной и его горячие губы накрыли мои. Это был не просто поцелуй, это было воплощение всего того, в чем он был готов поклясться и чем был готов поделиться. Он делил со мной свои мечты о возобновленном величии ягуаров. Боль от одиночества брошенного ребенка, принятого на воспитание в чужую семью из жалости. Страх потерять то, что уже приобрел и оказаться слабым там, где слабость запрещена. В этом поцелуе он был весь передо мной как на ладони: откровенный, злой, яростный, порочный, дерзкий и мстительный. Он знал о себе всё, и хотел, чтобы и я знала. Потому что он собирался заставить меня принять все то, чем он обладал.
Когда наши губы разомкнулись, мы оба тяжело дышали. И, наверное, можно было воспользоваться моментом и отвлечь его, но в висках грохотала кровь и в впервые задумалась о том, а не обманываю ли я саму себя.
Я встала, достала с полки бутылку вина, легко вынул штопором пробку и налила полный бокал густой темно-гранатовой жидкости. По кухне поплыл запах фруктов и пряностей.
— Интернат, в котором вы росли, пока не были распределены по приемным семьям… Он был не единственным, — начала я тихо и неторопливо рассказывать после двух больших глотков. — Я знаю еще как минимум о трех таких же, разбросанных по стране. Вы — не единственное «спящее подполье». Существуют и другие оборотни-ягуары, которые не получили вашу весточку о сборе. Многие из них старше вас. Они давно выросли и завели собственных детей. Они живут обычной жизнью и тщательно скрывают свою тайну. Даже от супругов, с которыми имеют сыновей и дочерей. И эти дети тоже ничего о себе не знают.
Даниэль слушал внимательно, не перебивая, сев за стол и полностью сосредоточившись. Мне это в нем нравилось. Он умел легко переключаться, когда того требовала ситуация.
Когда я замолчала, он некоторое время размышлял.
— Откуда ты знаешь? — голос его звучал по-деловому, но он не смог полностью скрыть нетерпение.
— Я давно наблюдаю за Советом. И за теми, кто тайно на них работает.
Он потер лицо ладонью, чтобы с недоверием спросить:
— Хочешь сказать, что…
— Один очень влиятельный товарищ устранил прежних заведующих и посадил в руководящие кресла своих ставленников, — быстро отчиталась я. — Он давно контролирует эту сферу. Притворяется благотворителем, а на самом деле проворачивает всякие темные делишки. Например, отмывает средства, потому что банки в наше время очень придирчивы в вопросах «чистоты» полученных денег.