Три стажера и майор

Духнов Александр

Почти все мои сегодняшние маршруты были связаны с личностью Петровича. Я не собирался пускать дело на самотек.

Уже несколько дней я не мог встретиться со Слесарем. Это и погоняло, и профессия, поэтому с большой буквы. Само имя тоже могло сработать кличкой – Кнут. В 1952 году так назвали сына в семье филологов из районного центра Черепаново. Имя произошло в честь скончавшегося в том же году норвежского писателя Кнута Гамсуна. Чем уж так запал норвежец в сердца двух сельских учителей из Сибири?

Историю,

естественно, поведал сам Слесарь, добавив, что в юношестве изучил творчество иностранного тезки и в целом остался доволен качеством текстов.

Я лично о таком авторе прежде не слыхал, из любопытства заглянул в Википедию и обнаружил любопытную деталь. Гамсун – это был псевдоним. А если бы черепановские литературоведы затеяли приклеить к сыну не только имя, но и истинную фамилию знаменитого норвежца, тогда бы она тоже звучала как ник – Педерсен. Кроме шуток.

Знал ли о фамилии Слесарь? Не знаю. Я его подначивать не стал. Все-таки человеку глубоко за шестьдесят.

Слесарь Кнут находился с Петровичем в довольно близких отношениях. Не в смысле фамилии. Просто Петрович любил иногда загулять в мрачных дебрях алкоголизма. Импровизированные запои в последнее время продолжались не более двух дней – организм все хуже выдерживал нагрузки: климат в дебрях был суровый. Да и служба не позволяла. Я был плохим спутником в тех краях, зато Слесарь почти всегда сопровождал подполковника в путешествиях. В принципе он был интересным собеседником, если бы от него еще не так воняло. Я знал, что в полубессознательном состоянии Петрович бывал довольно откровенным перед Слесарем.

На этот раз Кнут оказался дома. Комнату описывать не буду. Какая может быть комната у одинокого пожилого слесаря, тем более с такой фамилией? Хозяин лежал на кровати в одежде и одном носке.

Остатки сознания пока еще патрулировали мозг алкоголика. И я смог выпытать следующее: в жизни Петровича в последнее время действительно появилась некая молодая красивая женщина, с ней были связаны какие-то его ожидания. Однако Слесарь все время норовил уклониться от интересующей меня темы, то и дело принимался лепетать почему-то про казино, дескать, Петрович часто об этом говорил… Какое казино? При чем здесь казино? Не замечал раньше за своим бывшим другом такой склонности. Бред.

Х х х

Один из чеков, изъятых во время обыска в квартире Петровича, привел меня на улицу Мичурина в магазин для охотников и рыбаков, что тоже было странно. Как раз строка с наименованием приобретенного товара пришлась на сгиб и практически стерлась.

Сначала продавец, а затем и еще какой-то их старший консультант долго разбирались с сохранившимися на бумажке иероглифами. Оказалось, что товаром, приобретенным почти месяц назад, является бинокль, довольно мощный.

Выходит, не духи. Бинокль – что к чему?

Х х х

В химчистке

определили, что квитанция свидетельствует о сданных в чистку брюках и пиджаке. Работа выполнена, но заказчик почему-то не приходит.

И не придет, подумал я, а на воздух произнес:

– Я и есть заказчик.

– Зря вы так, я запомнила этого гражданина, – возразила химчистка. – А вы, судя по внешнему виду, очевидно, мошенник?

А мне всегда казалось, что у меня честная внешность, местами даже интеллигентная.

Пришлось предъявить удостоверение.

– Вот это что? – во мне вскричал потребитель, чьи права попраны бессовестным образом.

Мой палец обличал остатки пятен на коленях пахнувших хлоркой брюк.

– Мы предупреждали клиента. Там были зеленые пятна на коленях и локтях. Скорее всего, от травы, но они были глубокие и въевшиеся, мы не могли дать гарантии…

Я прямо таки увидел, как на подвернувшемся пленэре Петрович опрокидывает Катю на зеленеющую флору, а сам все глубже погружается в лужайку локтями и коленями. Надо будет пересмотреть ее платья со спины; впрочем, не факт, что именно со спины.

– …Там были еще желтые пятна, их же мы отчистили!

Х х х

Мой новый статус – тупого проверяющего – имел серьезный плюс: теперь я был предоставлен сам себе и мог использовать рабочее время в личных целях. Но все же в новых рамках следовало иногда демонстрировать служебное рвение. С целью рвения мы заехали в Колывань.

Проголодавшийся стажер был направлен в сельскую столовую. Сам я последнее время не испытывал потребности в еде и понемногу худел.

Начальник районного уголовного розыска Костман предложил чаю с печеньем, а если надо, то и с коньяком. Я отказался и от первого, и от второго, и от третьего. Мы просмотрели его плей-лист: с десятого года за райотделом висели два нераскрытых трупа, с одиннадцатого – один. И с прошлого года – тоже один.

Я полистал дела. Порекомендовал активизировать, углубить, не забывать об ответственности и что-то еще. Костман выражал полное согласие с вышестоящими инспекторами, а в заключение спросил:

– Че происходит-то? Че тебя задвинули? Кому не угодил?

С Костманом мы были знакомы давно. Мне всегда было странно: как возможно, чтобы сугубо еврейский человек по матери настолько вмерз в сибирскую глубинку, что в вопросительных местоимениях чекает и не жалеет коньяка для гостей? Наблюдая за этим мужчиной с густыми черными волосами, я пару раз призадумывался: все же чья природа сильней, наша – сибирская, или их нестираемая древняя человеческая? Оно, конечно, Сибирь в Святых писаниях не упоминается, сроду у нас и пророков никаких не встречалось, если не считать Гришки Распутина.