Три Ярославны
Шрифт:
Их начальник говорит:
— Видно, ловко ты, старик, попрятал концы в воду.
Грим отвечает:
— Не знаю, о чём твоя речь.
— Ну так тебе в другом месте напомнят, — говорит начальник, и Грима схватывают и уводят с собой, дом же поджигают. И устраивают всё так, что наутро люди в округе говорят, будто Грим сам спалил дом, разжигая очаг, и сгорел в нём дотла.
И некоторое время тихо; спустя же неделю Свейн объявляет глашатаями, чтобы ярлы, купцы и другие знатные люди со всей Норвегии
И вот трубят рога, и на альтинге появляется Свейн с охраной из берсерков, как зовут воинов, опоенных дурманными травами и оттого безумных в бою. И вид Свейна грозен.
Он был саженного роста, и волосы его были черны как ночь и так длинны и густы, что почти скрывали лицо. И так сверлил его взгляд, что многие не выдерживали и отвращали лицо. Со Свейном была его мать Альвива, про которую говорили, что она тоже колдунья и многое решает за Свейна.
Свейн, как косою, прошёлся взглядом по толпе и говорит:
— Правом конунга Норвегии открываю всеобщий тинг и сразу скажу, зачем собрал вас. Мне стало известно, что из Гардарики пришли люди с большим золотом и хотят хитрым подкупом отнять у меня страну. Известно мне также, что эти люди собирались у Грима.
Кто этого не знал — слушают, кто же знал — молчат, потому что им известно, что Грим сгорел и ничего не расскажет. Свейн усмехается.
— Напрасно вы так думаете, — говорит он, словно читает мысли.
И делает знак, и берсерки вводят Грима. И все видят, что он постарел ещё больше и совсем поседел и еле идёт, не смея поднять глаз.
Альвива говорит:
— Грим нам во всём признался, но лучше раздававшим золото будет назваться самим, это может спасти их от кары.
И все снова молчат, потому что эта парочка умела наводить страх.
— Что ж, — говорит Свейн, — им же хуже. Пусть Грим скажет.
Грим же от пыток и позора едва стоял. И тогда Карл, видя, как унижен Грим, и не желая ему ещё большего унижения, вышел и говорит:
— Не знаю, о каких людях речь, но если обо мне — вот я. И один отвечаю.
Тогда и Бьёрн выходит и говорит ему:
— Много на себя берёшь. Вдвоём всю жизнь плавали и ответим вдвоём, — и встаёт рядом с Карлом.
— Видные люди! — оглядев их, говорит Свейн. — Может, толстопузые богачи, и мне одолжите немного золотишка? — И смеётся, но никто из собравшихся не засмеялся его шутке.
Тогда Свейн встаёт с походного трона и говорит:
— Я, Свейн, конунг и монарх норвежский, призываю тинг в свидетели, что обвиняю Карла и Бьёрна в том, что, действуя подкупом, они склоняли людей к измене и должны быть объявлены вне закона. Я объявляю об этом у Скалы Закона, чтобы все слышали. Но как вершитель закона, — продолжает Свейн, — я объявляю, что эти люди могут быть прощены, если назовут всех, кого золотом склоняли к заговору.
Карл говорит:
— Если бы
Весь тинг замер от такой дерзкой речи, сказанной с усмешкой. Альвива же говорит:
— Уже он подписал себе приговор. Однако есть у вас последняя надежда, если скажете, где хранится ваше нечестивое золото.
Тогда Бьёрн говорит:
— Поздно, мамаша, спохватились. Золото это уже не золото, а мечи и секиры. И скоро они падут на ваши головы.
Свейн говорит:
— Не раньше, чем на твою, — и делает знак, и берсерк взмахивает секирой и разрубает Бьёрну голову до плеч, и он падает мёртвый.
Тут на поляне у Скалы Закона поднимается ропот, потому что ещё не было в Норвегии такого, чтобы убивали на альтинге, и великое это было кощунство.
Карл перекрестился над убитым товарищем и говорит Свейну:
— Дорогую же ты, Сатана, заплатишь за это виру.
— Не дороже, чем зазубрина на мече, — отвечает Свейн, и берсерк поступает так же и с Карлом, и он падает на Бьёрна. И сливаются вместе их крови, как и жили они вместе.
Тут все люди на альтинге зашумели гневно, и заколыхалась толпа, как море в бурю. Вальгард же вышел вперёд и, без страха глядя в лицо Свейну, говорит:
— Теперь наша очередь. Я, Вальгард, ярл, сын Торлейва, призываю всех в свидетели, что обвиняю человека по имени Свейн, самозванно занявшего престол и отвратившегося от веры Христовой, в том, что он, ко всему названному, ещё и дважды нарушил закон тинга, на котором никто не может применять оружия, и объявляю, что этот нечестивец должен быть отныне и навеки признан вне закона. Я объявляю об этом у Скалы Закона, чтобы все слышали.
— Слышим тебя, Вальгард! — отвечают многие и достают из-под плащей мечи, которые, зная нрав Свейна, тайно принесли на альтинг. И Свейн видит, что уже не альтинг перед ним, а вражеская дружина.
Тогда Свейн вскочил на коня и, подняв его на дыбы, громово крикнул:
— Вижу, мало вам двоих! — и велит своим берсеркам идти на людей.
И те уже двинулись, но Альвива прикинула, что силы неравны и сын слишком разъярил людей, зря понадеявшись на их покорность, и остановила берсерков. Сама же велела посадить себя на коня и пролаяла голосом злобной лисицы:
— Кролики, вздумавшие свалить быка, запомните вы этот день! Как-то он вам завтра отзовётся?
И они, повернув коней, поскакали с альтинга прочь, толпа же вслед им смеялась и кричала позорные слова.
Разумные же молчали, зная, что радоваться рано, потому что замок Свейна в Аккре был хорошо укреплён, и дружина в нём велика, и Свейн безжалостен и коварен.
Проходит ещё время, и Вальгарду-ярлу случается срочная надобность ехать в Гардарики. До Хольмгарда он плывёт на корабле, а оттуда скачет сушей.