Три желания, или дневник Варвары Лгуновой
Шрифт:
— Чуть свет уж на ногах! и я у ваших ног, — патетично провозгласил любитель Грибоедова.
— Ах! Чацкий, я вам очень рада! — в притворном смущении и восторге не менее патетично воскликнула я.
И глазками кокетливо похлопала, и ручки к груди приложила.
Проходящий мимо мужик отшатнулся и пробормотал что-то про психов. Психи в лице нас переглянулись и расхохотались.
— Куда, друг мой, сегодня устремим мы свой взор? — подходя к нему, спросила уже почти серьезно.
Ник натянул мне на глаза кепку и заговорщически
— Это, как обычно, тайна, мой верный чиж.
— Сегодня день поэзии? — фыркнув, удивленно изогнула брови.
— Сегодня день приключений, — Ник оттолкнулся от машины, сразу став на голову выше меня, и протянул мне руку. — Ты готова?
— Будь готов! Всегда готов! — козырнув и вытянувшись по струнке, подтвердила я.
Не фига.
Мама, роди меня обратно! Я пожалела об этом тысячекратно…
Так, стоп, Варя!
Вдох-выдох и мы опять… черт…
Господи, почему так трясет?!
Нет, не меня. Точнее меня тоже, но вопрос про вертушку. И к сожалению, из всех возможных значений данного слова я имею ввиду вертолет.
Обычный такой самый, оглушительный на высоте много метров от земли вертолет, в который я дала себя усадить, а перед этим послушно переоделась, а еще до этого выслушала, кивая, инструктаж, ну а в самом начале я просто офигела.
Нет, офигеть — это слишком слабо, я потеряла дар речи, впала в прострацию, шок и не поверила в происходящее, когда стеклянные двери стеклянного здания перед нами разъехались и Ник гордо объявил:
— Сегодня мы будем прыгать с парашюта.
Да, на этих словах я и утратила связь с реальностью, потому что парашют — это мечта нереальная, подспудная, поелику я, как человек реалистичный и здравомыслящий, прекрасно понимаю, что инфаркт достигнет меня раньше, чем я земли в случае прыжка.
В общем, подумать, как было б классно прыгнуть, я могла, прыгнуть — нет.
Я ж человек реалистичный, здравомыслящий.
Была.
И в прыжок не верила до последнего… дура…
Не верила, пока мне мерили давление и осматривали, скептически усмехалась, когда заставили переодеваться, ибо все должно быть закрыто, и сомневалась, когда Ник галантно подсаживал меня в вертушку.
Когда он же мене всунул шапочку и очки я тоже еще не верила.
Ну как я и с парашютом?!
Да быть такого не может!
— Две тысячи, готовьтесь, Ник, — перекрикивая шум вертушки, заорал пилот.
Ник кивнул, а я ему улыбнулась.
Понятно, прыгать будет он, а я посмотрю, ручкой помашу, спокойно приземлюсь с пилотом и встречу его на земле. В общем, чего Ник двинулся ко мне я не поняла.
— Эй… эй… — было единственным, что я выдала, когда он развернул меня к себе спиной, придвинул вплотную и начал пристегивать. — Ты чего?!
— Щас прыгать уже будем, — крикнул он в ответ, — наша высота две четыреста. Свободное падение 30 сек. Не бойся, это будет круто.
Это
— Ник, я…
— Не трусь, мимо земли еще никто не пролетал! — бодро и с улыбочкой обнадежил этот… оптимист.
— Давайте, — крикнул в этот момент пилот.
Наверное, он имел что-то другое, но дала я ногой Нику и, рванув, в скамейку попыталась вцепится.
Мысленно.
Потому что в реальности я еще хватала ртом воздух, а Ник уже шагнул в пустоту.
Вместе со мной.
Раньше, в случаях экстренных и кошмарных, когда принято говорить: «душа ушла в пятки», «обмерла от страха», «как обухом по голове», я всегда вспоминала детство и тот незабываемый прыжок с вышки в ледяную воду, когда показалось будто я врезалась в скалу, а не воду, и весь воздух из меня вышибло враз больно.
Теперь я буду вспоминать парашют и тридцать секунд свободного падения. Нас переворачивает, а после мы летим вниз.
Слишком быстро, и я зажмуриваюсь и готова визжать, но горло перехватывает от страха, и я уже мысленно написала завещание и раз тридцать убила Ника, а в следующий миг ощутимо дернуло вверх и от неожиданности я распахнула глаза.
И земля была слишком маленькой, далекой, выпуклой.
У меня снова перехватило дыхание и снова хотелось визжать, но на этот раз от восторга, который захлестывал с головы до ног.
И, пожалуй, только теперь я действительно поняла, что такое эйфория.
— Я хочу еще, — было первым, что я сказала Нику, когда перестала лежать на земле и поглаживать траву со словами: «родненькая моя, мы все-таки свиделись».
— Прямо сейчас? — фыркнул он.
— А можно?
Ник в ответ рассмеялся, а я запрыгала вокруг него.
Лезла то обниматься и благодарить, то бить и орать, что я чуть ли не сдохла.
В общем, как со смехом сказал Ник, вела я себе неадекватно, но прикольно.
В себя пришла только на стоянке супермаркета, куда заехал Ник и велел выгружаться.
— Зачем?
— Будем затариваться, у нас сегодня еще шашлыки и кормление комаров в планах.
Самым первым, ценным и важным товаром, положенным в тележку, была я. С охранной Ник умудрился денежно договориться, поэтому затариванием мы наслаждались без угрозы ареста.
Конечно, на нас косились и возмущенно поджимали губы, но эйфория прошла еще не окончательно, поэтому нам было весело, беззаботно и совершенно не стыдно.
И потом, когда, если не сейчас, вести себя подобным возмутительным образом?!
— Командуй, штурман! — водружая мне на голову подхваченную с полки матросскую бескозырку с лентами, скомандовал Ник.
— Есть, мой шкипер. Курс нашего движения?
— Уголь, мясо и вино-водочный отдел.
— Вижу цель, — заметив нижнюю полку с пакетами угля и приставив руку козырьком к глазам, зычно оповестила я. — Крутой вираж налево и прямо 10 ладоней меньше узла в час.