Трибунал
Шрифт:
Фельдфебель ложится в полной уверенности, что этот злобный молокосос с удовольствием приведет в исполнение свою угрозу.
Обер-лейтенант Вислинг смотрит на соседа, разжалованного гауптмана медицинской службы.
— Может, устроим побег? — шепчет он, не шевеля губами.
— Невозможно, — отвечает врач, глядя прямо перед собой. — Только сунься за дверь, и побег кончится раньше, чем успеешь сделать два шага.
— Не через дверь, — шепчет Вислинг. — Подождем, пока эшелон не тронется, при отправлении всегда начинается суматоха.
Доктор Менкель делает
— Безнадежно. Но если бежать, то только здесь, в Берлине.
— Вы правы. Из бригады Дирлевангера не сбежишь, — говорит Вислинг. — Там нельзя даже перейти к противнику. Партизаны сразу же прикончат любого, идущего от этих убийц.
— Строиться! — кричит звенящим голосом фельдфебель, откатывая массивную дверь. — Бегом, негодяи! Живее, ублюдки!
Те, кто находится ближе всех к нему, получают удары прикладом.
Унтер-офицеры бегают взад-вперед вдоль колонны по три, тщательно считая людей. Для удобства были образованы три роты, но счет, как обычно, не сходится. То оказываются двое лишних. То недостает троих.
Штурмбаннфюрер из танковой дивизии рвет и мечет. Оказавшиеся на его пути заключенные валятся от жестоких ударов на землю.
Неподалеку со свистом маневрирует паровоз, таща длинный состав вагонов для перевозки скота. Окна их затянуты толстой колючей проволокой. Через открытые двери видны полы, устеленные тонким слоем соломы. Типичные вагонзаки новой эры. Даже лошадей перевозят в лучших условиях.
— Видимо, наш поезд, — бормочет штабс-фельдфебель с усмешкой мертвеца.
Muss i denn, muss i denn Zum Stadtele hinaus [78] , —78
Значит, нужно, значит, нужно / Уходить из городка! (нем.). — Примеч. пер.
напевает рослый, крепкий обер-ефрейтор с лицом, покрытым шрамами от осколков.
— По пятьдесят человек в вагон, — командует эсэсовский офицер, указывая на вагонзаки.
Унтер-офицеры отсчитывают людей. Первая партия уже идет через пути под наведенными автоматами.
— Вот это наш шанс, — шепчет Вислинг, осторожно указывая на забор справа от склада. — Он высотой около двух метров. Мы скроемся за ним. Вперед, — шипит он, грубо подталкивая врача, когда двое охранников отворачиваются на оклик стоящего у водокачки штурмбаннфюрера.
Они молниеносно ложатся и заползают под склад.
— Быстро соображаете! — кричит рослый обер-ефрейтор со шрамами на лице. — Однако когда вас схватят, поплатитесь головой!
Но они не слышат его замечания. Бегут со всех ног через угольные кучи и проползают под маневрирующим поездом. Менкель зацепляется за рельс, по Вислинг успевает вытащить его из-под колеса.
Стрелочник смотрит на них из своей будки, поднимая и опуская фонарь. Колеса визжат и скрежещут. Поезд с грохотом останавливается и начинает двигаться назад. Проезжая мимо
— Мы спасены, — тяжело дыша, шепчет врач. — Господи! Мы спасены!
— Еще нет, — негромко отвечает Вислинг, начиная бег к каналу.
Невдалеке позади них слышатся выкрики команд. Беглецы холодеют от страха. Эти проклятые хищники уже идут по следу?
В темноте раздаются крики. Злобно трещат две короткие автоматные очереди. Темные фигуры бегут вдоль рядов товарных вагонов.
— Быстро, — говорит, тяжело дыша, Вислинг, хватая Менкеля за руку.
Они перескакивают через невысокий шлагбаум и крадутся вдоль стенки подземного перехода. Несколько железнодорожников с любопытством смотрят на них. От блокпоста кто-то что-то кричит, но когда мимо с грохотом проносится экспресс, они понимают, что это было просто предупреждение сойти с пути, пока их не раздавил мчащийся состав.
— Это был бы подходящий для нас поезд, — говорит с улыбкой Вислинг, указывая на доски с указанием маршрута: БЕРЛИН — ВАРНЕМЮНДЕ — ГЕДСЕР — КОПЕНГАГЕН. — От Копенгагена до Швеции рукой подать.
— Шведы выдали бы нас как дезертиров, — угрюмо говорит Менкель. — В форте Цитта было трое таких.
— Можно было б сказать, что мы евреи, — оптимистично думает вслух Вислинг. — Многие называются евреями. Их шведы не отправляют обратно.
Обогнув угол склада у двойного поворотного круга, они видят промерзшего охранника-эсэсовца, прислонившегося к двери.
— Придется его убрать, — сурово говорит Вислинг, беря железный прут из груды металлолома.
Охранник полудремлет стоя, подняв воротник шинели. Ветер со свистом обдувает его каску. Он дрожит и вбирает голову в плечи. Ночь холодная, влажная.
В его согнутой в пригоршню руке тлеет огонек сигареты. Затягиваясь, он всякий раз поворачивает голову к открытой двери, чтобы огонек не выдал его кому-нибудь, тайно наблюдающим за часовыми.
Под покровом сплошной темноты Вислинг беззвучно подкрадывается к нему.
С другой стороны подходит на цыпочках Менкель, держа в руке палку, словно дубинку. Когда часовой снова поворачивается к двери и огонек сигареты становится ярче, Вислинг бьет его изо всей силы железным прутом.
Солдат-эсэсовец падает с размозженным затылком. Он не издает ни звука. Убит мгновенно. Сигарета катится вдоль стены, и ветер уносит ее за рельсы, где она с шипением падает в лужу.
— Господи, храни нас, — стонет Менкель, отводя воротник шинели от лица убитого и видя, что ему от силы восемнадцать лет. — В какое время мы живем!
— Если б он увидел нас первым, то застрелил бы на месте, — грубо отвечает Вислинг.
Менкель надевает шинель и каску. Вислинг берет мундир и застегивает на талии ремень с пистолетом.
Менкель накидывает на плечо ремень автомата. Отсутствие ремня не особенно заметно. Иногда солдаты надевают шинель поверх мундира без него, особенно в такую дождливую погоду, как этой ночью.
— Здесь будет черт-те что, когда его обнаружат, — нервозно говорит Вислинг. — Поднимется жуткая тревога.