Трибунал
Шрифт:
Неживого, но всё так же деловито растущего.
В объектив телескопа помещалась уже едва ли пятая часть его диаметра.
Погодите, вы что собрались вытворить?
Слова Ли Хон Ки, впрочем, не давали. Он мог сколько угодно вопить и даже пытаться трясти безвольно болтающего головой доктора Накагаву, но толку было чуть. Его криков никто не слышал.
Идиоты. Тупицы. Дебилы. Придурки. Полоумные.
Обратный ход, вам говорят!
Бесполезно. Отступать террианские вояки были не приучены.
Трансляция оборвалась, переключая гемисферу обратно на носовую обсерваторию «Вардхаманы».
Что вы наделали. Что
Вокруг объекта уже вовсю расцветал огненный цветок распада. Но не в привычных голубых тонах черенковского излучения, петли и спирали которого завивались по пути предсмертной пляски раскалённых струй суперсимметричных бозонов. Это были не эхо-импульсы. Шлюпка под командованием бипедального дрона майора Акэнобо доставила к цели тот самый «глубинник». И теперь он изо всех сил пытался сожрать ту единственную массу, что ему на этот раз досталась.
Пытался и не успевал. Масса росла быстрее, чем он ел. Её лишь дополнительно питала неуемная энергия распавшегося бран-гравитона. А ещё она явно даже не собиралась никуда отсюда уходить.
Теперь Ли Хон Ки стало ясно. Если Цепь и была для кого-то ловушкой, то не для этой твари, по инерции именуемой фокусом. Ей здесь было вполне комфортно. В ловушку угодили сами люди.
«Глубинник» угас, напоследок плюнув в пустоту чахлым всплеском нейтринных осцилляций.
Космическая тварь его даже не заметила. Как, впрочем она продолжала не замечать и «Вардхаману» с её непутёвым экипажем. Это что, и был весь ваш план? Ради этого Ли Хон Ки отдал свою шлюпку? «Так будет выглядеть достовернее». Неужели мы всюду можем нести на своих кораблях одно лишь разрушение в ничтожной попытке вдребезги расколотить всё, что выше нашего понимания?
Бесполезно, всё это, к чертям космачьим, какое-то одно сплошное безумие.
Ли Хон Ки поднял глаза на доктора Накагаву, только сейчас заметив, что тот снова вернулся и теперь с интересом его разглядывает.
— Зачем вы это сделали?
Но доктор Накагава не ответил, а лишь загадочно поднял указательный палец, не то призывая к тишине, не то умоляя не торопиться.
И тут же снова зазвучал трёпаный интерком.
«Наблюдаю неизвестный разведсаб в пределах прямой видимости».
Ли Хон Ки рывком переключился обратно в канал.
Параллельным курсом с ними и правда шёл маркер ещё одного террианского крафта. Маркер пару раз нервно мигнул ошибкой идентификации, но потом всё-таки завершил опознание. Над сабом теперь отчётливо светились бортовые номера «Вардхаманы».
История лихтер-рудовоза «Тэ шесть сотен три» повторялась.
— Надеюсь, теперь вам стал понятен ответ на ваш вопрос, контроллер? Мы эту тварь ещё одолеем.
И снова, теперь уже каким-то совершенно благоговейным жестом возложил ладонь на крышку саркофага, будто прислушиваясь к чему-то внутри. И только затем провозгласил, переключаясь обратно на тактический канал:
— На этом всё, капитан Курц, командуйте скорее обратный прожиг. Держим курс на Квантум.
______________________
Эрнст Мах — австрийский физик. Изучал ударные волны — газодинамические процессы, сопровождающие сверхзвуковое движение тел.
Глава III. Нелокальность (часть 6)
Чо Ин Сон с тоской взглянул на пустой гобан и тотчас отвернулся, не желая теребить
Не просто банальная привычка, но ежедневное почти маниакальное стремление к поддержанию единожды установленного порядка — вот ключевой талант контроллера, а вовсе не чуткость к музыке сфер или знания в области космической статфизики. Чо Ин Сон как истинный адепт этой философской школы с более чем полутысячелетней историей начинал испытывать буквально физические страдания при одной мысли о переменах.
И главным символом таковых сделался для него этот гобан.
Сколько оборотов Цепи они играли с Ли Хон Ки в одиннадцатиклеточный падук? Сколько партий свели в итоге вничью? Как и всякие мастера низших пин, они предпочитали играть без форы, преимущество белого хода давно уже превысило всякое заметное глазом различие в их мастерстве. Пол-камня, четверть камня. Подброшенная перед началом партии монетка или сделанный шутки ради обмен цветами непосредственно в середине тюбана. Они будто предчувствовали ходы друг друга задолго до очередного сеанса связи, а иногда ходили даже вслепую, запрещая кволам объявлять позицию камня противника раньше, чем сделают собственный ход.
Это была невероятная, волшебная в своей стабильности и предсказуемости битва двух равновеликих интеллектов.
Пока однажды не случилось неизбежное. Пока ей не наступил конец.
Чо Ин Сон не сразу обратил внимание, что с коллегой творится что-то не то. Задержки ходов, долгие паузы в переписке, ответы невпопад, странные действия на доске, наконец, тот ужасный крик, который Ли Хон Ки устроил, когда их кволы перепутали ходы. Перепутали и перепутали, не стоило оно того, но с тех пор их дружеское общение словно отрезало.
Затяжное молчание превратилось из насупленной паузы сначала в неловкость, а затем в позу. Чо Ин Сон, глядя на опустевший гобан, неоднократно порывался отправить Ли Хон Ки покаянное письмо, где брал всю вину на себя и призывал вернуть былое, но каждый раз что-то его останавливало, быть может, ложное чувство собственного достоинства, быть может, банальная обида на несправедливые обвинения.
Как бы то ни было, время шло, а тоска по утерянному моменту оставалась. В иные мгновения отчаянных приступов ностальгии Чо Ин Сон даже ставил себе, скрепя сердце, пятую, финальную часть второй симфонии Густава Малера — любимую партитуру Ли Хон Ки.
Тогда в рубке бакена 62 Третьей Цепи на коротких тридцать шесть минут воцарялась та самая, оставшаяся далеко в прошлом атмосфера многолетней дружбы.
Почему и когда конкретно произошёл излом, Чо Ин Сон задумывался с тех пор неоднократно, но ничего внятного придумать не мог. Каким-то образом случившийся почти четыре года назад финнеанский мятеж коснулся Ли Хон Ки, навсегда того изменив. Какое дело контроллеру Цепи до мятежной «Тсурифы-6» кроме того, что его бакен 48 в момент происходивших в квадранте Ворот Танно событий как раз находился в его проективном объёме, Чо Ин Сон мог разве что гадать, но тот факт, что их с Ли Хон Ки пути разошлись именно тогда, он сообразил лишь теперь, когда их обоюдное молчание окончательно превратилось в глухую стену.