Тридцать шесть валентинок

Куинн Джулия

Он ожидал немедленного протеста, и действительно, она сразу же открыла рот, сверкнув при этом тёмным огнём глаз, но затем, очевидно, передумала, да так внезапно, что у него перехватило дыхание. И когда она наконец заговорила, то произнесла:

— Благодарю вас за это. Я принимаю ваши — от имени Клайва — извинения.

В её голосе было спокойное достоинство, нечто, что вызвало у него желание крепче прижать её к себе и переплести свои пальцы с её вместо того, чтобы просто держаться за руки.

Но если он и хотел более тщательно разобраться в этом чувстве — а он не был уверен в этом, — он упустил эту возможность, как только оркестр доиграл вальс. Дэвид замер посреди

зала в изящном поклоне, а Сюзанна сделала реверанс.

Она вежливо пробормотала:

— Спасибо за танец, милорд. — И было ясно, что их беседа окончена.

Но, наблюдая за тем, как она выходит из бального зала — направляясь, вероятно, туда, куда она шла, когда он остановил её, — он не мог до конца избавиться от ощущения…

Ему хотелось большего.

Больше её слов, больше разговора с ней.

Больше её самой.

* * *

Позднее этой же ночью произошло два довольно странных события.

Первое имело место в спальне Сюзанны Баллистер.

Она не могла уснуть.

Многие не сочли бы это странным, но Сюзанна была из тех, кто засыпает, едва их голова касается подушки. Это сводило с ума её сестру в те дни, когда они делили одну комнату. Летиция всегда хотела пошептаться перед сном, а участие Сюзанны в беседе ограничивалось лишь лёгким посапыванием.

Даже в дни после отступничества Клайва она спала как убитая. Это было её единственным спасением от постоянной боли и суматохи, в которую превратилась жизнь брошенной дебютантки.

Но этим вечером всё было не так. Сюзанна лежала на спине (что было странно уже само по себе, так как она предпочитала спать на боку) и смотрела в потолок, задаваясь вопросом, когда же трещина в штукатурке стала так напоминать очертаниями кролика.

Вернее, об этом она думала всякий раз, когда решительно прогоняла образ графа Ренминстера из своего сознания, поскольку правда состояла в том, что она не могла уснуть, вновь и вновь переживая их беседу, анализируя каждое сказанное им слово и стараясь не замечать лёгкую дрожь, охватывающую её, когда она вспоминала его еле заметную, немного ироничную улыбку.

Она всё ещё не могла поверить, что спорила с ним. Клайв всегда упоминал его как «старика» и называл его в разное время «скучным», «надменным», «высокомерным» и «чертовски раздражающим». Сюзанна побаивалась графа; по описаниям Клайва он выглядел не слишком доступным.

Но она проявила твёрдость и сохранила свою гордость.

Теперь же мысли о нём не давали ей уснуть, но она не особо возражала — это было головокружительное чувство.

Как давно у неё не было повода испытывать гордость за себя. Она уже забыла, насколько это приятно.

* * *

Второе странное событие произошло в другом конце города, в районе Холборн, перед домом Энн Минивер, которая тихо жила рядом со всеми этими юристами и барристерами, работающими в находящихся рядом «Судебных иннах» [3] , хотя по профессии, если так можно сказать, она была любовницей. А точнее, любовницей графа Ренминстера.

Однако мисс Минивер и не подозревала, что происходит нечто странное. В действительности единственным человеком, способным что-либо сказать по этому поводу, был сам граф, который приказал кучеру доставить его с бала у Уортов прямо к её изящному дому с верандой. Но когда он поднялся по ступенькам к передней двери и протянул руку к медному дверному молотку, он внезапно понял, что больше не испытывает желания увидеть её. Оно просто ушло.

3

Судебные

инны — четыре корпорации барристеров (адвокатов, имеющих право выступать в высших судах)

Что для графа и в самом деле было очень странно.

Глава 2

Вы видели, как прошлым вечером на балу у Вортов граф Ренминстер танцевал с мисс Сюзанной Баллистер? Если нет, позор вам, ибо вы единственные, кто этого не заметил. Этот вальс стал основной темой для разговоров в этот вечер.

Нельзя сказать, чтобы с виду их беседа казалась дружеской. В действительности ваш автор видела горящие глаза собеседников и даже нечто, похожее на спор.

Граф уехал вскоре после танца, но мисс Баллистер оставалась на балу в течение еще нескольких часов и была замечена танцующей с десятью другими джентльменами, после чего покинула прием в сопровождении своих родителей и сестры.

Десять джентльменов. Да, ваш автор их считала. В данном случае невозможно было не провести сравнение, поскольку общая сумма ее партнеров по танцам до приглашения графа равнялась нулю.

«Светская хроника леди Уислдаун», 28 января 1814 года

Баллистерам никогда не приходилось беспокоиться из-за нехватки денег, но и богатыми назвать их было нельзя. Обычно это не трогало Сюзанну; она никогда ни в чем не нуждалась и не видела необходимости иметь три комплекта сережек, когда ее единственная жемчужная пара отлично подходила ко всем ее платьям. Само собой, она не отказалась бы от еще одной пары, но просто не видела необходимости проводить дни в тоске по драгоценностям, которых у нее никогда не будет.

Однако было кое-что, заставлявшее ее желать, чтобы ее семья была более древней, богатой и титулованной, — что угодно, лишь бы они обладали большим влиянием в обществе.

Это был театр.

Сюзанна обожала театр, обожала растворяться в чужих историях, обожала все — от запахов и освещения до покалывания в ладонях, которое обычно возникает во время аплодисментов. Театр захватывал намного сильнее, чем музыкальные вечера, и дарил намного больше удовольствия, чем балы, которые ей приходилось посещать по три раза на неделе.

Однако проблема заключалась в том, что у ее семьи не было своей ложи ни в одном из театров, считающихся подходящими для изысканного общества, а ей не разрешали сидеть нигде, кроме ложи. Порядочные молодые леди не сидят рядом с чернью, настаивала ее мать. Это означало, что Сюзанна могла посмотреть спектакль только в том случае, если ее приглашал кто-то, у кого была подходящая ложа.

И когда от ее кузенов Шелбурнов прислали записку с приглашением в театр на Эдмунда Кина в роли Шейлока в «Венецианском купце», она почти разрыдалась от радости. Кин дебютировал в этой роли всего четыре дня назад, но уже все светское общество говорило только о нем. Его называли великолепным, дерзким и несравненным — всеми теми чудесными словами, которые заставляли любителей театра, подобных Сюзанне, просто сгорать от желания увидеть постановку.

Она не ожидала, что кто-нибудь пригласит ее к себе в театральную ложу. Она получала приглашения только на большие вечера, потому что людям была интересна ее реакция на брак Клайва и Гарриет. А на небольшие мероприятия ее практически не приглашали.