Тридцать три несчастья
Шрифт:
— Ступайте, мистер, и не мешайте работать. Ну, ничего не могу сказать по этому поводу. Может, и не выставят. Но в любом случае, потребуют доказательств. Ведь есть еще и адвокаты, которые камня на камне не оставят от слепленной наспех версии.
— Забавно, — прокомментировал Кингсли, — что ж, мисс Дэннингс, в таком случае, я, пожалуй, ничего нового вам не сообщу. Об этих убийствах вы знаете лучше меня. Но я могу добавить кое-что такое, о чем не знает никто, кроме вас.
Прикинув в уме, что именно он мог знать, я кивнула.
— Попробуйте.
— В
— Пусть думает сам, — пробормотала я с некоторым недоумением. Откуда он это знает? Ведь там никого не было.
— Сегодня днем вы обнаружили там пятую женщину и освободив ее, привезли сюда. К тому же, вы посадили Майкла на ее место и заперли дверь. Ключ у вас?
Глядя на него широко раскрытыми глазами, я кивнула.
— Пришлось выломать пару прутьев, — сказал Кингсли таким тоном, словно обсуждал доски в заборе, — он был очень зол.
— Неужели? — отозвалась я машинально, — откуда вы это знаете?
— Мне рассказал Майкл. Ну как, это является доказательством?
— Я точно знаю, что вас там не было, когда мы искали подвал с Рэдом. Кто вам сказал?
— Вы точно знаете, что никого не видели, — поправил меня он, — а это разные вещи.
— Где вы прятались?
— Я стоял прямо за вашей спиной.
— Э-э, нет, — протянула я, — я бы почувствовала.
— Вряд ли. И наконец, вы можете показать меня той женщине, которая находится у вас в спальне. Я уверен, что она меня признает.
— Это уже слишком, — проговорила я, — откуда такие подробности?
— Я объясню потом. Ну что, вы ей меня покажете?
— Не получится. Она выпила две таблетки снотворного и два стакана бренди. Сейчас она не в состоянии вспомнить даже собственное имя. И потом, у нее и так при упоминании о вас начинаются судороги.
— А у вас?
— Я судорогам не подвержена, — хмыкнула я.
— Вы меня боитесь?
— Во всяком случае, пока нет. А что, вы хотите, чтоб вас боялись? Это вам нравится? — поинтересовалась я.
— Меня это раздражает. Но к сожалению, это обычная реакция людей. Вы — первый человек, кто не испытывает страха от одного моего вида.
Я пригляделась к нему получше, ища какие-нибудь дефекты, от которых бы в дрожь бросало. Но не нашла ничего. Странно. Он вовсе не такой страшный, даже симпатичный, если честно. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов тот момент, когда я его все-таки испугалась. На секунду, но это все же имело место.
— Знаете, видала я людей и пострашнее.
Кингсли тихо рассмеялся.
— Значит, я не гожусь на роль убийцы?
— Годитесь. Любой бы сгодился. Но если бы людей сажали в тюрьму лишь за одно неподходящее выражение лица, там давно закончилось бы место.
— Стало быть, вы до сих пор не верите, что я — убийца?
— Если
— Маньяк? Я — маньяк? — поразился Кингсли.
— Серийные убийцы, у которых есть мотив, объясняющий причину их действий, называются маньяками. Они одержимы какой-либо идеей. У вас не так?
— Мне необходимы эти убийства.
— Маньякам тоже. В этом вы похожи. Вы испытываете удовольствие?
— Нет, признаться, никакого удовольствия. Тем более, когда они молят о пощаде и рыдают. Но иначе я не могу добыть то, что мне действительно нужно.
— А что вам нужно?
— Кровь.
Кровь. Очень мило. И как это называется? Это было очень неприятно слышать, а тем более, видеть при этом его лицо и ощущать тот тон, которым было произнесено это слово. Сейчас мне было страшно. Еще как! Я чувствовала, что кровь, будь она неладна, отхлынула от рук и ног и они стали просто ледяными. И потом, мне казалось, что волосы на голове встали дыбом. Это, конечно, преувеличение, волосы встают дыбом только тогда, когда добровольно сунешь пальцы в розетку. Но не дай Бог испытать кому-нибудь ощущение, когда волосы встают дыбом!
Итак, мне было страшно, но я не подавала вида. Глупо трястись от страха, визжать и звать на помощь, когда это не поможет. К тому же, чего уж греха таить, гораздо сильнее меня волновала моя статья. Если я первая напишу об истинном убийстве, то Дэн поймет, что не ошибся, когда послал меня сюда и я останусь на этом месте. Потому что, честно говоря, мне надоело писать о разнообразных скандалах. И еще, будет сенсация, будет признание, а это всегда приятно.
— Угу, — отозвалась я для поддержания разговора.
— А почему вы не записываете? — вдруг спросил Кингсли.
— Вы даете мне интервью? Хотите, чтоб я это напечатала?
— Нет, просто все журналисты всегда все записывают. Вдруг пригодится.
— Я записываю, не беспокойтесь. У меня диктофон. Не отвлекайтесь, мистер Кингсли. Продолжайте. Итак, вы сказали, что вам нужна кровь. Зачем?
— Неужели, вы еще не догадались?
— Я не умею читать ваши мысли. И любые другие тоже. Кровь вам может быть нужна по десяткам причин. Пожалуйста, озвучьте вашу версию.
— Вы мне нравитесь, — вдруг сказал он и я здорово удивилась. Если это его версия, то более странной версии я еще не слыхивала.
Но спустя мгновение он продолжил, и я поняла, что это не относилось к делу.
— Вы умеете держать себя в руках. Я чувствую ваш страх столь же безошибочно, как вы, например, запах гари. Вы меня боитесь.
— А, ерунда, — отмахнулась я, — не обращайте внимания. Это пройдет. Итак, что вы говорили?
— Для начала я хотел бы кое-что вам продемонстрировать, чтобы у вас отпали все сомнения, и вы не думали, будто я — сумасшедший. Я вполне нормален, могу вас заверить.