Тридцатая застава
Шрифт:
Ко времени подхода подразделений горнострелкового корпуса положение и на правом фланге заставы было восстановлено. Наступило затишье. Вытирая пот с покрасневшего лица, Птицын только теперь почувствовал усталость после бессонной ночи и как-то сразу потускнел, обмяк, опустил плечи. Глаза его блуждали по разбросанным между траншеями вражеским трупам.
— Всех вас, — он погрозил наганом в сторону бежавших фашистов, — ожидает такая судьба!
Еще не успели отдышаться после напряженного боя, перевязать раны, как из Вольницы прибежал молодой паренек, член
— Товарищ командир! Спасайте людей…
Путаясь, еще не оправившись от пережитого потрясения, он рассказал о бандитском нападении неизвестных людей на гарнизон Вольницы.
— Шли они в нашей военной форме и прямо к зданию, где были красноармейцы и наши хлопцы… Мы обрадовались, кинулись навстречу, а они в упор из автоматов по нас… Спешите, товарищ командир!
Захватив несколько пограничников и станковый пулемет, Кольцов на тачанке погнал к Вольнице. Здесь уже сражался с десантниками взвод, оставленный пехотной ротой. Бандиты с боем отходили к реке, пытаясь скрыться в густых зарослях, но почти все были уничтожены или пленены. Среди убитых и захваченных главаря этой банды не обнаружили. Из показаний пленных стало известно, что возглавлял операцию некто пан Топольский. Раненный в конце боя, он с помощью двух местных жителей скрылся у Прута.
Все красноармейцы гарнизона были зверски растерзаны и брошены в колодец.
Пока Кольцов сражался с десантом, части генерала Макарова усиливали оборону границы. Из штаба отряда поступил приказ: всем заставам, продолжая охрану границы, часть сил выделить на охрану тыла Буковинской армии. Похоронили убитых, отправили в госпиталь тяжелораненых. Редкий из участников боя не был ранен, но все, кто еще мог носить оружие, остались в строю. Пограничники, выделенные на охрану тыла, прощались с Баштианами, где столько пережито, столько потеряно друзей…
— Мы еще вернемся сюда… Мы отомстим за вашу смерть, — с горечью говорил Василий Иванов.
За последние месяцы он крепко связал себя с пограничной службой, и прежние мечты о море сами собой развеялись.
Ко многим неожиданностям готовился минувшей ночью начальник отряда полковник Кузнецов, но того, что произошло на рассвете, предвидеть не мог. Сразу после полуночи из оперативного отдела штаба доложили о перехваченных сигналах неизвестной радиостанции. Установить что-либо шифровальщик не смог, попытался успокоить Кузнецова: «Сейчас в эфире — что на большой дороге. Даже школьники строят передатчики и сигналят во все концы мира…» Но тревога не проходила.
А еще через час из УНКВД области позвонили: «В районе города X. около полуночи отмечено появление неизвестных самолетов. Уточните, засечены ли они на границе при обратном курсе».
Позвонил комендантам участков: «Донесений от застав не поступало». Странно. Не могли они приземлиться где-то на территории области. Мелькнула мысль: «Может, десант?» Но с какой целью? Не слишком ли дерзко забрасывать десант в мирное время на такую глубину?
Уже перед рассветом из штаба округа поступило
Кузнецов вызвал дежурного.
— Немедленно собрать всех работников штаба, послать за батальонным комиссаром. — Шумилов поздно возвратился с правого фланга границы, и Кузнецов ночью его не тревожил. — Поднять по тревоге маневренную группу.
Пока дежурный выполнял приказание, позвонил в штаб. Ответил Андрей Иванович Макаров:
— Знаю. Сейчас получил распоряжение военного округа. Готовим части к маршу…
Первым явился с докладом командир маневренной группы.
— Товарищ полковник! Маневренная группа по вашему приказанию выстроена!
Петр Сергеевич не успел ответить. Оба повернули головы к посветлевшим окнам. Оттуда доносился страшный гул, будто над городом вскипал гигантский котел.
Когда выскочили во двор, вражеские бомбардировщики волна за волной опускались на город. Раздались первые взрывы, перешедшие в сплошной грохот. Над крышами домов, вдоль дорог проносились истребители, заглушая своим ревом пулеметные очереди. Все это произошло так быстро, что пока зенитные батареи изготовились к стрельбе, воздушные пираты уходили на юго-запад.
И хотя официально еще не было произнесено страшное слово, все понимали: война! Значит, ее смертоносное дыхание уже охватило все заставы. Поддержать! Всеми наличными силами…
Грузили на машины маневренную группу, спешно направляли людей на погранучастки.
— На обратном пути забирайте семьи командного состава! — приказал Кузнецов.
О развернувшихся событиях поступали сведения, одно страшнее другого. С болью в сердце слушали известие о внезапном нападении с воздуха на Подгорский аэродром. Поэтому не все самолеты смогли подняться в воздух.
Возвращавшиеся с заставы мотоциклисты, шоферы машин докладывали о толпах мирных жителей на дорогах. На повозках, пешком, захватив кое-что из пожитков, население приграничных сел бежит на север, в леса. К границе спешат воинские части.
Сомнений не могло быть: началась война. Однако никто не решался сказать об этом во весь голос. Лишь после обращения правительства к народу обстановка определилась.
В конце июня Кузнецов получил приказ вывести из района боев часть отряда, пополнить личный состав за счет внутренних войск НКВД, переформировать отряд в пограничный полк и немедленно взять под охрану тылы армии.
Перед вечером выведенные из боя заставы сконцентрировались около штаба погранучастка, в парке. Каждый спешил узнать, кто уцелел, кого навсегда унес этот самый страшный, как им тогда казалось, день в их жизни. Как ни тяжелы были потери и все пережитое в этот день, там и сям слышались радостные восклицания:
— Жив! Жив курилка! — и бросались друг другу в объятия, словно после многолетней разлуки.
Увидев перевязанного Байду, Лубенченко как-то настороженно подошел, всматриваясь а лицо друга.