Тригинта. Меч Токугавы
Шрифт:
Солнце только-только склонилось к горизонту, на открытое место выходить было страшно. Воды в яме пока нет…
Я потерла ладонями лицо, попыталась пальцами расчесать волосы, одернула майку. Ростов наблюдал. сутившись, я отвернулась. Иногда становилось не по себе от его требовательного, пристального взгляда. Будто он ждет чего-то и никак не дождется. Знать бы еще, чего…
– Машины идут медленно, предлагаю их опередить.
– сказал он мне в спину. Я обернулась.
– Устроим засаду?
– Не совсем… - барон присел и стал чертить пальцем в песке: - Боевики
Я пожала плечами.
– Положусь на ваш опыт - я же не видела, кого они там везут. Только… Как мы успеем? Машина - все же машина…
– Поедете верхом.
– Вы обезвожены и истощены. Останетесь совсем без сил.
– Ничего. Я гораздо крепче, чем вы думаете.
Я прикинула: пешком я точно никуда не добегу, свалюсь от истощения. А Ростов, надеюсь, не станет предлагать ничего такого, с чем не сможет справиться.
– Хорошо. Перекидывайтесь, дорогой барон.
Снимая лохмотья, когда-то бывшие щегольским костюмом, он проворчал:
– Может, хватит дразнить меня бароном? У меня есть имя.
Езда на волке не доставила особого удовольствия. Пришлось распластаться по его спине и поджать ноги. Мышцы сводило от напряжения. К тому же, узел с одеждой всё время норовил выскользнуть, но, если я его потеряю - барон не поймет.
Бежал он быстро, песок так и летел из-под лап. Нас обдувало горячим ветром, дюны мелькали перед глазами. «И вскочил Иван-царевич на серого волка, и повез его волк на край света…»
К тому времени, как солнце скрылось за горизонтом, мы были у цели.
Легли с подветренной стороны от останков вертолета и затаились. Сначала был слышен рев двигателей, затем - лязг железа, скрип, хлопанье автомобильных дверей, голоса - опять то самое слово: «храфстра»… Затем, - уже были сумерки - порывом ветра донесло характерный сладковатый душок марихуаны, и когда взошла луна, Ростов поднялся.
– Заходим с разных сторон, убиваем всех, кого увидим. Двигайтесь по внешнему краю дюн, там песок плотнее.
Я кивнула.
Песок тихо осыпается из-под ног, обозначая четкую в лунном свете дорожку следов. Ветер пахнет скорпионами: кисловато-горький, разъедающий, он оставляет на нёбе привкус яда.
…Однажды мы с Никодимом разбили лагерь у подножия Поющего бархана, на берегу Или. Самум задул глубокой ночью, когда мы мирно спали у потухшего костра. Провизию и утварь, которые я с вечера поленилась спрятать в палатку, занесло песком. Спички пришлось искать по одной, в радиусе километра…
Меня злило, доводило до исступления то, что Никодим, мой драгоценный учитель, никак мне не помогал. Сидел себе на вершине бархана, не реагируя на крики и мольбы. Один раз я даже решилась его пнуть. Без толку…
Чтобы не умереть с голоду, пришлось целыми днями ползать на карачках по мелким, теплым и густым, как верблюжье
Здесь песок не поёт, а скрипит: беззубо, зловеще, обреченно. В этом скрипе слышится лишь одно: смерть, смерть… Он впитывает любую влагу, забивает ноздри, порошит глаза, он везде: в белье, в интимных складках кожи, в волосах. Жжет и натирает кровавые мозоли. Невозможность от него избавиться доводит до истерики, до бессильных слез, до визга.
И ведь как обидно: теперь, когда я решила жить - стало страшно. Страшно до липкого пота, до колик в животе, до противной, ослабляющей дрожи в коленках… Всё время представляю: пальцы судорожно впились в песок, кровь - черная и жирная в свете луны, голова безжизненно откинута, в животе - дыра, внутренности выедены. Ростов - рядом, с прокушенным горлом. Глаза - белые, мертвые, синий язык вывален из пасти…
…Запах марихуаны становится гуще. Слышится тихий певучий арабский говор, короткие смешки, бульканье… Этот звук едва не заставляет меня вскочить и бросится к ним напролом, не скрываясь.
Где Ростов? Тоже наблюдает из темноты? За огненными росчерками самокруток, за автоматами, тихо спящими под светом звезд, за бородатыми, закутанными в бурнусы фигурами, сидящими у разбитого вертолета…
Дыхание, пот, запах пряного мяса, которое они ели недавно… Это не вампиры! Ну почему я раньше не сообразила? Вероятно, разум уже мутиться. От обезвоживания… Вампиры ничего не едят, не курят марихуаны!
Ну конечно. Это - прислужники. Те, что жаждут вечной жизни. Они стремятся к кровососам, как амебы к свету. Им хочется стать другими. Могущественными, бессмертными, богатыми. Принято считать, что вампиры непременно богаты…
По песку скользнула тень: вервольф начал охоту. Значит и мне нельзя медлить.
Дальше были крики, несколько беспорядочных выстрелов, много коротких всхлипов и - всё. Я схватила фляжку и наконец-то напилась. Затем с опаской взглянула на барона.
Это было эффективно. Это было кроваво и страшно. Четверо: у двоих - разорвано горло, у одного - брюшная аорта, у последнего - перекушены обе ноги и рука, и только затем сломана шея. О тех двоих, что убила я, можно скромно не упоминать.
– А вы жестокий боец, дорогой барон.
– я протянула ему фляжку.
– Не более, чем необходимо.
Он напился, последние несколько капель вытряхнул на ладонь и обтер лицо: белая щетина в свете луны отсвечивала красным.
Я обшарила трупы: четыре полные фляжки, две пачки сигарет, старый, раздолбанный кольт с пятью патронами, два калаша - у каждого, судя по весу, наполовину пустой рожок.
Люди… Плохие зубы, иссушенные темные лица, подернутые мутной пленкой глаза.