Трилогия Мёрдстоуна
Шрифт:
— Деньги? Бумажник. Где? В кармане куртки. Да. Купюры, крупные, несколько штук, хорошо. Обувь, да, обувь. Ключи? Нет, на фиг. Стоп. Пешком или на машине? На машине. А я смогу? Черт, а заведется? Столько стояла без дела. Черт. Надо попробовать, быстрее выйдет. Ох, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, скотина ты этакая.
Миг — и он уже выскочил из дома. В глубинах сидра на сушилке для посуды склизкий бактериальный матрикс с тихим хлюпом восстановил прежние формы.
В двадцать шесть минут второго Мерили вошла в библиотеку и привалилась к двери в позе, позаимствованной
— Мамычки, Мерили, да ты вся белая, что ошпаренная свинья. Что стряслоси? Только не говори, что у них пирожки с карри закончилиси!
— О, Фрэнсин, Фрэнсин! Забудь ты про пирожки. Пошли лучше в детский отдел. Даже говорить не могу, надо опустошитьси в кресло-мешок. В жизни ничего подобного не видела!
— Да чего там?
— Мёрдстен. В супермаркете.
— Быть не могет!
— Еще как могет. И прихвати-ка малибу с пепси.
Когда сестры устроились в своих оранжевых вельветовых гнездышках, напоминая два осевших кремовых пирожных, Мерили подергала носом.
— Тут что, опять кто напрудил?
— Да вродя не замечала. Ладно тебе, не томи. Выкладай про Мёрдстена.
Мерили приложилась к коктейлю, словно к восстанавливающему память средству.
— Да я его ваще не сразу признала. Подумыла было, это Безумный монах Распитон — или тот побирушка, какой вечно играет перед обувным на дыджериде. Волосы вот досюдова отросли, бородища — во…
— Тока не борода!
— Борода, Фрэнсин, и слухай — ботинки на босу ногу.
— Да ни в жисть. Мерили, все ты выдумываишь.
— Зуб даю. У меня ажно кровь в жилах захолодела, как и заметила.
— А дальше-то что? Совсем спятил, да?
Вместо ответа Мерили подняла стакан с малибу и постучала по нему, сопровождая свою пантомиму выразительным взглядом.
— А-а-а, — протянула Фрэнсин.
— Это я методом индухции, судя по тому, что у его в тележке лежало. Уйма дорогущего виски в картонных коробках, ну знаешь, с Рождества залежалоси, а еще две бутылки «Бейлиса» и винище всех сортов. Мы, значит, с им нос к носу сталкиваимся у полок с печеньем…
— Третий ряд.
— Третий, угу, и как до меня доходит, кто это, я сразу такая: «Мистер Мёрдстен! Сто лет, сто зим!», ну как-то так. А он просто стоит и пялитси на меня, какбута и жисть не видел. Уж так-то неловко, Фрэнсин.
— Мамычки мои, Мерили, аж предоставить не могу. А ты тада чего?
— Ну, мне тут было либо стоять столбом, как кролик в гостях у горностая, либо сказать чего, так что я смотрю, значит, ему в тележку и говорю: «Никак, празднуетя, мистер Мёрдстен? Новую книжку сочинили?»
Фрэнсин сжала коленки.
— Уж больно любопытничала ты, Мерили. Невоспитанно.
— Это да. Но ничегошеньки не получилось. Знаешь, как он себя повел? Совершенно как Бэзил Фолти [12] , когда ходил во сне, а потом вдруг проснулси и дал деру.
— Совсем сбег?
— Не, просто почесал вдоль полок, а потом ворочаетси с пакетами кофе и сахара, цельная гора. Как свалит все в тележку и ну дальше. А я, понятно, за ним, и поверь, Фрэнсин,
12
Бэзил Фолти — главный герой популярного британского ситкома семидесятых годов «Башни Фолти».
— Небось, торопилси, патамуша та егойная штучка из Лондуна дожидаласи.
— Я ровно так же и подумыла. Ровнехонько. Тута себя винить не за что, Фрэнсин. Но нет.
— Нет?
— Как выяснилоси, неа. Но ты вперед забегаешь. Он, значит, чешет на всех парах через молочные продукты…
— Шестой ряд.
— Пятый.
— Шестой.
— Да чтоб тебя, Фрэнсин! Пятый, шестой, какая нахрен разница? А мы теряем нить повествования.
— Прости, Мерили. Это я просто пыталаси предоставить картинку целиком. А в пятом стиральный порошок и собачий корм. Есть все ж разница.
Мерили выровняла дыхание, умерила гнев во взоре и приложилась к стакану.
— Ну, выходит, ты и права. Патамуша Дензила бы в пятом ряду быть не могло.
— Кого-кого?
— Дензила Гаддера. Который по вторникам приходит шерсть себе почесать перед сыром.
— Ах, э-э-этот Дензил.
— Мчитси, словом Мёрдстен к кассе, какбута за ним черти гонютси, а Дензил его не видит и летит вверх тормашками в холодильник. Мёрдстен тады останавливаится. У Дензила ноги задраны, гребенка в руке, и он такой — «Шта-а-а?». А Мёрдстен просто глядит на него, какбута ничего особенного, когда извращенец на тебя из йогуртов таращитси, а потом берет себе сыра и молока и чешет дальше. Вот доходим мы до касс, и угадай, кого он выбирает? Учитывая, что он типа как спешит?
— Не Сигурни ж Хуквэй?
— А вот да.
— Ой, нет.
— Ой, да.
Тут Вещие сестры прижались друг к другу лбами, со свистом втягивая воздух. (Это их вариант истерического хохота, ритуал духовной связи. Одна из тех деталек, из-за которых их родители двадцать лет назад под покровом ночи сложили вещички и, бросив дочек, перебрались в Шетланд.)
— Патамуша, — задыхаясь, продолжила Мерили, — Мёрдстен не в курсах, что к Сигурни ваще никто и очередь не становитси, патамуша ей что бар-код, что дохлая зебра. Она, значит, колупаится с его покупками, четыре-пять раз наугад всякий раз машет прежде, чем эта фиговина пискнет, а я такая стою прям позади него, а у него прям как пчела в штанах, а мисс Дыфективная Хуквэй и не замечаит. И я, чтоб отвлечь его, и говорю… Я поминала, что у него поперек груди был вроде как пояс от халата навязан?
Фрэнсин на долю секунды даже растерялась.
— Не, не поминала. А на кой?
— Мне-то откуда знать? Ну тебя, Фрэнсин. Словом, он хватаит свои бутылки, как только Сигурни их пробьет, и распихиваит по сумкам, а я стою сзади и пытаюси с ним разговор завязать про бородищу и такое все, а он только бекаит и мекаит и глазами вращаит, точно олень перед витриной мясника, вот тут-то самое чудное и начинаитси. Не поверишь, что дальше было.
На этом месте Мерили для вящего драматизма сделала паузу и отхлебнула малибу с пепси. Фрэнсин выжидательно последовала ее примеру.