Трилогия Мёрдстоуна

Пит Мэл

— Ты… ты… гнусный мелкий… Думаешь, это смешно, да? Очень весело, да, заставлять меня тут проходить через сто тысяч адских мук каждый проклятый час — все это время, да оно мне годом показалось. Это в ваших вонючих могильниках считается за комедию, да? Подметить какого-нибудь горемыку на крючке, терзать его, издергивать повыше и сбрасывать снова вниз — посмотреть, сколько он выдержит? Ублюдок ты этакий! И… и… и теперь ты как ни в чем не бывало материализуешься у меня в камине и насмехаешься? Как дела, Мёрдстоун? Как ромлян? Когда тебе распрекрасно известно, что нет у меня

никакого клятого ромляна, потому что ты сам не… не стал… не захотел… дать мне его — злобный ты, гнусный, долбанный гном! Ну хорошо, хорошо! Я больше так не могу! Ты это хотел услышать?

На протяжении всего этого монолога и еще немного после Покет Доброчест сидел среди сажи молча и неподвижно. А потом задумчиво пробормотал:

— Ага. Шурум-бурум и трам-пам-пам, — и посмотрел на Филипа, который, шмыгая носом, осел на диван. — Отлично. Выговорился? А теперь сядь-ка попрямее, вот хорошая лошадка. Мне надо кое-что сделать.

Он поднял левую руку и выпустил из нее разряд, от которого лимфатическая система Филипа на миг превратилась в муравьиную кислоту. Закусанный армией внутренних муравьев, Филип завопил, обливая колени «Хайленд-парком».

— Прощения просим за эту маленькую встряску, Мёрдстоун. Ты обозвал меня гномом, так что пришлось. Причитающееся возмездие, Часть Вторая Кодекса Гремов. С Частью Второй не пошуткуешь. Слегка припекает, наверное. Зато сопли в носу повысушивало, да? Хлебни-ка еще глоток своей отравы, будешь как новенький.

Филип приложился к бутылке и остался сидеть, угрюмо глядя на грема.

Тот с усилием сел поровнее, чуть поморщившись от движения.

— Теперь давай к делу. Потому как, хотя оно и может показаться иначе, я тут не со светским визитом. Так что слушай, Мёрдстоун, и сделай одолжение, не вклинивайся со своими вечными что-как-почему и зачем. Со времен нашего прошлого недоразумения, которое, сюрприз-сюрприз, обошлось мне в такую лихоманку, от какой у тебя задница на затылок вылезла бы, кое что произошло.

Он многозначительно откашлялся.

— А именно. Промычав-протелившись, почитай, цельный лунный цикл, Книжник Хомякан наконец изъявляет согласие созвать Заседание Ясного Стола всех уцелевших Читателей.

Тут Покет немножко выждал, чтобы дать время Филипу осознать всю неимоверную значимость этого известия.

— Первый за семь последних Круговоротов. Прегадски трудно было организовать, учитывая, как всех пораскидало, а огнельты перекрыли большинство Линий. А уж опасно-то как, можешь себе представить. Но вопреки всему большинство-таки собралось. Первой проблемой, конечно, стало то, что Ясного-то Стола у нас и нет.

— Знаю, — сказал Филип. — Он был утрачен во время…

Ледяной взгляд Доброчеста заставил его замолчать.

— Так что пришлось нам положить на мой топчан дверь. Вокруг чего, натурально, немало возникло всякой трескотни и у нас битый день ушел на всевозможные Клятвенные отречения, и Переголосования, и Торжественное то, Торжественное се, прежде чем мы хотя бы подступились к делу. Задергали меня по самый фитиль, доложу я тебе. Словом, если обрезать с истории лишний жир — а история, Мёрдстоун,

была прежирная, поскольку иные из дряхлых ворчунов даже пердят Высокой Риторикой и по сравнению с ними Хомякан бодр, как дятел, — мы приняли Ясное Решение.

Покет снова помолчал, чтобы подчеркнуть весомость последней фразы.

— И хочешь знать какое, Мёрдстоун?

— Э-э-э, да. Да, разумеется.

— Уж я думаю. Итак, Ясное решение состояло в том, что я, Покет Доброчест, сочиню Невзаправдашний Гроссбух. Впервые за всю историю Королевства — чтобы кто-то хоть попытался. Как тебе такая петрушка, Мёрдстоун?

— Невзаправдашний Гроссбух? Ты имеешь в виду роман?

— Именно. Ромлян.

— Ладно. И… э-э-э-э…

— И написал ли я? О да. Довыправил письмена пару часов назад, на ваши деньги, чуть меньше даже.

— Господи, Покет, и оно… Ну то есть как?..

— Хорошо ли вышло? — Грем сдул сажу с кончиков пальцев и полюбовался своими ногтями. — Ну, мне в таких вещах судить — все равно что кошек в темноте оценивать. Но я бы сказал, да. Недурно.

Филип весь дрожал. Он отглотнул из бутыли, чтобы успокоиться.

— И ты намерен, ну то есть собираешься ли ты?..

— Отдать его тебе? Ну разумеется. Мне-то самому оно на кой?

Филип аккуратно поставил бутылку на диван рядом с собой и закрыл лицо руками, жалобно поскуливая.

— Мёрдстоун, в свинячью задницу! Я-то думал, ты обрадуешься.

Когда Филип опустил руки, лицо его было залито слезами.

— О господи, я… я… я так! Ты не представляешь… Спасибо, Покет, спасибо, спасибо, спасибо. Я даже выразить не могу, что это… ты не… О господи!

— Язви тебя, Мёрдстоун. Не изображай тут полоумную бабусю.

Филип взял себя в руки.

— Когда я его получу? Сегодня? Завтра?

Доброчест вскинул руку.

— Но-но, осади пока. Это еще не все.

— Не все? Еще не все?

— А вот. К Ясному Решению прилагается Ясная Подвеска.

— Подвеска?

— Да, Подвеска. Которую ты можешь назвать, холера, какое там у вас слово…

Филип понял.

— Условие?

— Точно! Оно самое. Условие. Состоящее в том, что в обмен на прописанного ромляна Клятва Четырех Сфер между Покетом Доброчестом и неким Мёрдстоуном будет возобновлена.

— А.

— Акай сколько угодно, Мёрдстоун, потому что в этот клятый раз никаких фигле-миглей уже не выйдет. Только попробуй увильнуть снова — требовать Уплаты я уже не стану, ни разу. Лишу тебя гляделок и семечков, ты и пикнуть не успеешь. Понял?

Филип кивнул.

— Да. Хорошо.

Грем подозрительно прищурился.

— Больно быстро ты соглашаешься.

— Ну, особого выбора у меня нет, верно? Мне осталось-то — всего три недели.

— Осталось? О чем это ты? На мой взгляд, ты вроде ничего так, Мёрдстоун. Если не считать бороды, вот она клочковатая.

— Нет-нет, я имел в виду, что мне надо закончить книгу, ну, ромлян, за три недели. Нет, даже чуть меньше трех.

— Три недели? Это же, дай прикинуть… Холера, это же уйма времени. Мне и половины хватило, чтоб управиться.