Трилогия о Мирьям(Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети)
Шрифт:
Мирьям прижалась носом к забору и старалась взглянуть в щель между досками — увидеть она так ничего и не увидела. Постепенно в нос стало ударять гнилью отсыревшего от весенних дождей дерева.
Стояла у высокого забора маленькая девочка, и ее охватывали разочарование и негодование по отношению к серединке, которая «оберегает человека». Мирьям обернулась к началу улицы Ренибелла и увидела большой бабушкин дом — на нем улица обрывалась. Дом, который, сколько Мирьям себя помнит, оставался все таким же, как был, подобно забору, который тоже не менялся.
Мирьям, выбравшая среднюю дорожку, медленно брела домой. Ее мысли были заняты морем и таинственными глиняными ямами.
Мирьям
Мирьям с замиранием сердца поглаживала отделанные золотом края юбки Дюймовочки и испугалась, когда это напомнило ей спрятанные в земле под кустом в железной банке американское платье и значок с изображением Ленина. Ей просто повезло, что не было больших праздников и мама не вспоминала про это розовое принцессино платье. Ну просто счастье!
Девочка не осмелилась тут же выкопать свое богатство: ведь кто знает, какие еще напасти наряду с судебным исполнителем могут постучаться к ним в двери.
Мирьям читала о прекрасном принце в бархатном костюмчике, о том, как он прилетел верхом на майском жуке к Дюймовочке, чтобы веки вечные жить в счастье и согласии. Конец сказки заставил Мирьям усомниться в написанном. Неужели и впрямь на веки вечные и в согласии? Разве у них тогда детей не будет или горе их минует? Во дворе нет-нет да и скажут: во, глядите, опять у того или этого нет работы, а тут еще крест на шее — дети… Выходит, что это и про них с Лоори говорится, у них тоже отец без работы, а детей надо кормить. Одно время Мирьям задумала было меньше есть, но такая попытка помочь семье, кроме неприятностей, ничего не дала.
И все равно эти вчерашние мысли не могли навеять такой страшный сон.
Будто в предвечерних сумерках во дворе неподвижно стояла бабушка, большая и черная, уставив руки в бока. А Мирьям все ходила вокруг, смотрела снизу вверх из- под налезавшей на глаза челки и не верила, что это все же бабушка. Девочке хотелось подергать бабушку за подол, чтобы освободить ее от этой страшной окаменелости, но Мирьям не смела или не могла поднять руки (не иначе, паршивка Лоори опять отлежала ей руку!). Вдруг бабушка заговорила, и Мирьям узнала голос, хотя понять ничего не поняла. Ни одного слова, потому что говорила она вовсе не по-эстонски, это было какое-то бормотание пополам с шипением. Словно у бабушки разом выпали все зубы. Бабушка вздела глаза кверху, и Мирьям тоже посмотрела туда. О боже, страсть какая! Из трубы к небу поднимался столб огня и летели искры! Тогда бабушка сняла правую руку с бедра и подтолкнула испуганную внучку. Мирьям поняла, что ей надо лезть на крышу и тушить пожар. И она пошла, всхлипывая и дрожа, ступала по бесконечным каменным ступеням, все вверх, все туда, где оглушающе гудело пламя. По отвесной железной лестнице, что вела на чердак, Мирьям влезла с удивительной для себя легкостью и выбралась через слуховое окно на железную
— Это дедушка сажал деревья!..
И жестяная крыша звонко повторила, будто стала она союзницей девочки:
— Это дедушка сажал деревья!..
Но мужики и внимания не обратили. Хрясть — и макушка долой, хрясть — и другой нет. И странное дело — огонь начал спадать, а затем потух. При свете звезд крыша казалась посеребренной. Мужики исчезли. Хотя нет, кто-то остался. Опираясь на трубу, стоял дядя Рууди и звал племянницу мягким, переливчатым голосом:
— Поди сюда!
Он протягивал руку, но до Мирьям она никак не доставала. Девочка тоже потянулась, и все равно между ними оставалось еще слишком большое пространство, чтобы можно было ухватиться. Тогда дядя Рууди скривил лицо, и рука его вдруг начала расти, расти, пока Мирьям не вцепилась обеими ручонками в большущие дядины пальцы.
P-раз! Сильный рывок, и Мирьям очутилась возле слухового окна.
Рууди исчез.
Мирьям посмотрела в люк и увидела внизу светящуюся синеватую прихожую.
— Я боюсь в колодец! — вслух громко подумала Мирьям.
— Ты обязана сделать это, обязана… — неслись в ответ голоса.
Мирьям уперлась руками в края люка и повисла. Ноги болтались в пустоте и никак не дотягивались до невероятно тоненькой железной перекладинки. Руки устали, пальцы ослабли. И Мирьям бухнулась на первую перекладину отвесной чердачной лестницы.
— Ха-ха-ха!.. — грохотали довольные голоса.
Мирьям ступила на следующую перекладину и ухватилась за верхнюю железку. Маленькие округлые пятки никак не удерживались на перекладинке, соскальзывали, и Мирьям по-птичьи скрючила пальцы, так что ногти впивались в подошву. Пятки скользили то вперед, то назад, и Мирьям закричала:
— Почему у меня такие маленькие ноги?
— Почему у тебя такие маленькие ноги? — спрашивали снизу печальные голоса.
— Я ничего не могу, у меня нет сил, — плакала Мирьям.
— Ты ничего не можешь, у тебя нет сил, — вместе с ней плакали люди.
Шагая следом за Пээтером и Уно по направлению к морю, Мирьям думала о том, как читала «Дюймовочку», и о страшном сне, который последовал за этим. Девочка осмелилась вспомнить ночь, потому что ясный майский день, наполненный нежными запахами, исключал темноту и делал неправдоподобным наступление вечера.
Мирьям разглядывала свои поцарапанные ноги, обутые в старые туфельки, и вдруг почувствовала боль под большим пальцем. Девочка отстала от ребят, задрала ногу назад и стала рассматривать через плечо. Так и есть! Подошва прохудилась, дырка под большим пальцем была уже порядочной, и нога касалась земли.
Мирьям поднялась на носки и заторопилась за ребятами. Так и семенила на пальчиках.
Ребята тут же принялись поддразнивать:
— Смотри-ка, наша Мирьям тоже хочет балериной стать, совсем как Рийна Пилль. Это она упражняется!
— …ажняется, ажняется! — передразнила Мирьям и в сердцах стукнула Пээтера ниже пояса.
— Ах ты клоп! — крикнул Пээтер, и Мирьям уразумела, что теперь от расплаты ее могут спасти только быстрые ноги. Мирьям неслась до бесчувствия, но Пээтер все же наконец ухватил ее за волосы и потрепал.