Трилогия о Мирьям(Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети)
Шрифт:
— Господин Ватикер?
— Барышня тоже удивилась! И тоже сделала большущие глаза, да еще и повторила: господин Ватикер?
Тут Мирьям надула щеки, нарисовала руками перед животом округлости и пояснила:
— Это я так барышне показала. Сказала, что у господина Ватикера огромные золотые часы, с целую брюкву, и еще он носит эту брюкву в кармане жилетки, может, барышня вспомнит такого. Анете Аллик громко рассмеялась. Так я и не поняла, знает она господина Ватикера или нет. Сбежала я по лестнице вниз, и мы пришли с отцом домой. За воротами
— Ватикер… — невольно повторила я.
— Да, — поспешила Мирьям закончить свой рассказ, — отец немножко потрепал меня за волосы, но астры все же отнес маме. Уж как она радовалась! Я же знаю, как мама любит цветы.
От одного имени Ватикера по телу пробежал холодок, будто я вдруг очутилась на сквозняке. Каким-то обращенным в настоящее чувством я слышала, как непоседливая Мирьям барабанила пятками по ножкам стула.
— Ты это здорово проделала, — посчитала я за надобность похвалить.
— Я тоже так думаю, — согласилась Мирьям.
— Ты веришь, что Ватикер на самом деле существует? — спросила я через некоторое время.
— А то нет! — ответила она, уже сорвавшись с места и держась за ручку двери.
Мирьям и не подозревала, какую она новость мне принесла.
Родственные отношения вдруг сразу обрели новую окраску. Именно через прошлое взрослых дети особенно быстро обретают зрелость. Не важно, что они не осознают своей ответственности перед прошлыми взаимоотношениями, они все же связаны с ними. Внешние проявления лишь позднее обретают свое определенное содержание. И дети перенимают у взрослых их симпатии или антипатии. Безотчетная неприязнь девочки по отношению к Ватикеру превратила ее в моего косвенного союзника.
Словно бы дети жили уже задолго до своего рождения и принимали участие в минувших событиях.
С этого дня меня охватило неодолимое желание увидеть Ватикера.
Нужно только обрести внутренний покой.
Кристьяну я не посмела сказать о Ватикере.
Иногда он бывает слишком поспешен.
Если действовать наскоком — можно здорово ошибиться.
Да, безусловно, я уже освободилась от обиды, от той ядовитой неприязненной дрожи, которая охватила меня, когда нас с Лийной исключали из партии.
Задним числом, когда улягутся страсти, все можно прекрасно объяснить.
Падение Трудовой коммуны в Эстонии, трагедия декабрьского восстания таллинского пролетариата, а между этими событиями — бесконечно горькая утрата Кингисеппа [4] , — естественно, вызывали стремление отыскать виновных. Неистовые споры, запутанные расхождения между бывшими товарищами по борьбе, выявившиеся противники — все это создало обстановку, в которой проявлялась несправедливость и выносились непродуманные решения.
4
Вождь эстонских коммунистов,
Мы с Лийной как раз кончали медицинскую школу, это было в декабре тысяча девятьсот двадцать пятого года.
На собрании том мои дружелюбные сотоварищи вдруг превратились в страстных прокуроров.
— Представьте себе, госпожа посещает главного консула буржуазной Эстонии, занимается какими-то имущественными делами, — с презрением говорили они обо мне.
Свалилось как гром средь ясного неба.
— Остановитесь, — крикнула Лийна, — кого вы обвиняете?
— Видели мы этих приспособленцев, — отрезали в ответ Лийне.
И вообще-то?..
Надо было этой Лийне встревать…
В одну минуту и ее расчехвостили в пух и прах.
Мол, сестра у меня из зажиточных и что еще неизвестно, за какие такие заслуги смертный приговор мне был заменен пятнадцатью годами каторги.
— Многие из вас сами скрывались в задней комнате этого дома, — попыталась Лийна спасти меня.
Не протягивай веревки тонущему!
Сама я была не в состоянии защищаться. Не прошло и года еще, как я потеряла Антона, Кристьян ходил надутым; я и надеяться не могла, что он когда-нибудь вернется ко мне.
Я сидела перед рьяными «судьями» и просто плакала.
Плакала по тем весенним рассветам, когда я, распахнув окно нашей хибарки, замечала первую зеленую травку. Плакала от ощущения абсолютной пустоты, потому что все мне казалось конченным. Ревела потому, что была не в силах возражать.
Мои слезы лишь подкрепляли их уверенность в своей правоте, и ничего больше. Есть правило: не оглядывайся, когда идешь с подпольной литературой и знаешь, что сзади прицепился сыщик, — можешь навлечь подозрение. Не плачь, когда тебя обвиняют, — могут подумать, что ты этим признаешь свою вину.
Лийна разделила мою судьбу.
Мы сидели по ночам в очереди перед биржей труда. И не так просто подвертывалась работа.
Позднее даже как-то странно было вспоминать о том времени. Но это позднее, когда пятилетки, словно тяжеловесные составы, пришли в движение, чтобы повести за собой людей на электрификацию, коллективизацию и индустриализацию. Тогда уже, наоборот, рабочих рук, скорее, не хватало.
Да, все же странными кажутся отдельные события с высоты сегодняшних свершений, порой вроде бы и не верится, что так в действительности могло быть.
В тридцатом году нас с Лийной восстановили в партии.
Пройдет время, и все можно будет объяснить и во всем можно будет разобраться.
Никогда не следует торопиться с выводами. Подавленный человек под дулами упреков может легко лишиться чего-то очень существенного.
Я бы даже Ватикеру не высказала сейчас всего того, что роилось в моей голове на тюремных нарах. Это было так давно, люди за двадцать лет могут измениться до неузнаваемости. У прежних мерок за это время могли стереться грани.