Тринадцать жертв
Шрифт:
— Бездушная сволочь. Считаешь себя самым несчастным и этим оправдываешь бездействие. Тот, кого ты стёр своим пробуждением, действительно старался! У нас даже появился шанс, но в тот момент время уже было против нас. Если бы ты приложил больше усилий, додумался до этого способа, мы уже были бы свободны от проклятья. Теперь-то, конечно, поздно. Мы тринадцатые, но мы провалились. Мои поздравления!
Фрейя быстро покинула комнату, а Мастер проводил её взглядом, сохраняя молчание. В чем-то она была права: души у него не было. Потерял свою личность
Странный ребёнок. Мастер не мог понять, она была такой сама по себе или настолько сильна была надежда в его собственной душе? Почему она верила в него? Почему верила в спасение, если для неё самой оно невозможно ни в каком виде? Мастер понимал только одно: сейчас он был способен дорожить только Глендой. Только её осколок хоть как-то связывал его с собственной душой.
***
Вернувшись в опустевшую столовую, Фрейя тяжело опустилась на стул, сложила на столе руки и положила на них голову. Она снова потеряла тех, кем дорожила. Снова не оказалась рядом в нужное время. Так уже было в прошлом, которое она знала только в виде отрывков.
«Но, Нора, я не позволю умереть тебе, пока я жива. Чего бы это мне ни стоило. Я буду защищать тебя до конца».
Фрейя думала, как быть дальше. Надо убедить Элеонору продолжать ходить в город, потому что вне замка ведьма ничего ей не сделает. Очень жаль, что нельзя покидать его больше, чем на сутки, но нужно пользоваться даже временным побегом от опасности. Ещё нельзя допускать, чтобы Элеонора одна ходила по замку. Сейчас с ней был Мейлир, но он недостаточно силён, да и должен следить за Мейнир. Значит, быть рядом должна она. Ещё надо перебраться в одну комнату, потому что ведьма может прийти ночью, как это случилось с близняшками. И надо дать Норе хотя бы нож. Она не должна оставаться совершенно беззащитной.
Бездействие начинало угнетать. Побыть наедине с собой хорошо, но побыть слабой и рефлексирующей она успеет на том свете. Фрейя поднялась, стул в тишине скрипнул нестерпимо громко. Надо найти место, где умерла троица. Даже если они умолчали правду о ведьме, неправильно делать вид, будто с ними ничего не случилось. Будто они не были такими же обречёнными изгоями.
Судя по тому, как скоро раздался бой часов, на другой конец замка они уйти не успели, по крайней мере близнецы. Неизвестно, где всё утро находился Эгиль, но эти трое всю жизнь были рядом. И смерть, скорее всего, встретили также.
Фрейя начала поиски от столовой, внимательно осматривая стены на предмет новых портретов. Всегда казались странными эти чары, из-за которых в замке не оставалось тел. Кто и для чего их придумал? Ведьма, наверное. Если ей не нужны были тела, то и маяться с ними смысла не было. Но из-за этого потеря ощущалась ещё более окончательной. В земле люди исчезали со временем, в огне от них оставался прах. Тут все обращались в ничто, потому что никак не получалось воспринимать портрет как часть умершего.
Она остановилась.
— Справедливость — это то, что придумали счастливые, — пробормотала Фрейя, всматриваясь в грустные лица.
«Наверное, вам было очень страшно знать правду. Мы не можем не бояться ведьму, а вы знали, что она рядом. Но почему вы не рассказали? Вам же не было от этого пользы, вы не могли быть с ней заодно».
Фрейя вздохнула и перевела взгляд на портрет Эгиля. В отличие от близнецов он улыбался, в коем-то веке в улыбке не было насмешки. Фрейя понимала, что никогда бы не стала с ним чем-то большим, чем приятелями, потому что не могла воспринимать как друга человека, который настолько сам себе на уме. По Эгилю было заметно, что у него есть какая-то тайна, но всегда казалось, что она как-то связана с прошлым, а о нём тут расспрашивать не принято. И всё же он, держась в стороне, был со всеми.
В памяти всплыл день, когда они искали в лесу Дикру. Эгиль без колебаний вызвался воздействовать способностями на большую территорию, а ведь знал, что это будет тяжело, что после станет уязвимее перед влиянием осколка. А ведь они могли просто продолжить поиски, надеясь, что дезориентация спадёт. Или дождаться, пока пройдёт сутки, чтобы Дикру вернул в замок зов. Однако на это ушло бы больше времени, за которое с Дикрой могло бы что-то случиться.
— Но если бы ты этого не сделал, то, возможно, не стал бы одержимым в красную луну. Ты всегда был готов поставить чужую жизнь выше своей. Но охотником ты был хорошим, — на последних словах Фрейя удручённо хохотнула.
Она провела по лицу рукой и решила осмотреть место, где умерла троица. Почему это произошло именно здесь? Совершенно непримечательный коридор, а у хранителей не было причин идти к гостевым. Или были? Фрейю удручало, что даже не будь её способности приглушены, единственным ориентиром для неё служил ужас от присутствия ведьмы. Ни единого шанса обнаружить магические или любые другие следы, скрытые от простого глаза. Здесь мог бы помочь Мастер, он же маг, но Фрейя не могла ему доверять, как и не верила, что он согласится что-то делать.
И всё же, с этим местом что-то было не так.
***
Мейлир отвёл доверенных ему девушек к себе в комнату. Он тоже считал, что их нельзя оставлять без присмотра. В данный момент — не из-за опасности, а из-за состояния. Мейлиру почему-то казалось, что в ближайшее время ведьма не объявится, если бы в её планы входило убить кого-нибудь как можно быстрее, она бы спокойно могла сделать это при встрече в комнате. Вместо этого Ингрид просто исчезла. Да и выглядела она… Ослабленно. Стоило признать, она хорошо притворялась, но Мейлир привык жить среди притворщиков и неосознанно примечал детали, по которым можно догадаться о правде.