Трое в одном
Шрифт:
Покончив со вторым, больной устало откинулся на подушку и тяжело вздохнул.
— Ну, на сегодня хватит, — сказал Орлов и поднялся. — Отдыхайте. А завтра будем учиться другому.
Следующие дни прошли в новых упражнениях. Александр Иванович и Акбар были довольны: движения больного с каждым часом становились увереннее.
Тело Бориса Стропилина, по выражению профессора. «привыкало» к своему новому хозяину — мозгу. Он всё смелее вступал в свои права повелителя всего организма. Согласованность между мозгом
Впервые больной заговорил вечером, когда Орлов зашёл к нему попрощаться перед уходом домой. Акбара уже не было. Больной лежал на койке и пытался что-то напевать. Орлов уловил мелодию какого-то старинного романса.
— Правильно! — ободряюще сказал профессор. — Я вам давно советую: хотите скорее научиться говорить — пойте. Пойте как можно больше!
Он улыбнулся, сел на стул и добродушно добавил.
— У меня во время войны, в госпитале, была особая палата с контуженными. У многих из них была нарушена речь. И вот каждый день они усердно пели. Зайдёшь, бывало, к ним, а там гвалт невообразимый: орут кто во что горазд, каждый свою любимую песню. Заикаются, но поют. Представляете?
Больной тоже улыбнулся и вдруг, покраснев от усилия, с трудом спросил:
— Г-г-где я?
Профессор замер. Наконец-то! Как долго он ждал этой минуты! Ему не терпелось выяснить, не нарушились ли мыслительные функции мозга, он с волнением готовился к этому разговору с человеком из прошлого, заранее старательно обдумывал, какие вопросы он будет ему задавать, как лучше подготовить этого выходца из девятнадцатого столетия к восприятию нашей действительности.
И вот больной заговорил!
Профессор ответил как можно спокойнее:
— Вы в клинике, молодой человек. А я врач.
— В к-к-клинике? — заикаясь, переспросил больной. — В-вы хотите сказать — в лазарете? Но что с-с-со мной? Неужели этот осёл ранил меня?
— Кто?
— К-как кто? С-с-свистунов, разумеется. Прапорщик Свистунов.
— Но кто он такой? — осторожно спросил профессор.
Больной подозрительно посмотрел на него и недоверчиво воскликнул:
— Б-бог мой! Н-неужели вы не знаете Свистунова, господин доктор!
Профессор отрицательно покачал головой.
— С-сие весьма с-странно… — пробормотал больной.
Непродолжительный разговор утомил его. На лбу выступила испарина. Видно было, что каждое произнесённое слово давалось ему с большим трудом. И всё-таки профессор заметил, что последние фразы больной произносил уже легче, чем первые: после первого толчка мозг с удивительной быстротой возвращался к своим обычным функциям.
Минуты две больной молчал, закрыв глаза. Потом поднял руку и устало отёр с лица выступивший пот. На секунду пальцы его задержались на верхней губе.
Он открыл глаза и с неудовольствием спросил:
— К-кстати,
— Так нужно было. Для вашей же пользы.
— Неужели это обязательно? — с досадой сказал больной и снова ощупал верхнюю губу. — Офицер без усов — это же чёрт знает что такое!…
— Отрастут, — утешил Орлов. — Была бы голова, а усы будут.
— Но как я покажусь на глаза Татьяне Ивановне? — раздражённо спросил больной.
Профессор промолчал и осторожно спросил:
— Кто такая Татьяна Ивановна?
— Вы не знаете Татьяны Ивановны? — удивлённо воскликнул больной. — Возможно ли?
— Представьте себе…
Больной сел на койке, опустив ноги на пол, и несколько секунд иронически смотрел на профессора.
— Может, вы и меня не знаете? — наконец, ехидно спросил он.
— Не знаю.
— В-вы смеётесь?!
Больной, прищурившись, подозрительно посмотрел на Орлова. Но лицо профессора было спокойным и невозмутимым.
— Я не смеюсь.
— Тогда ничего не пойму! — сердито сказал больной и с раздражением ткнул ноги в больничные туфли. — Ведь меня каждая собака в этом проклятом городишке знает. А вы — что? С луны вы свалились, что ли?
Орлов помолчал, подумал и медленно ответил:
— Дело в том, что я только недавно приехал сюда.
— В-вот оно что? То-то мне ваша личность тоже совсем незнакома. Да и вашего служителя я раньше не примечал.
— Какого служителя? — не понял Орлов.
— А вот… инородец такой — калмык или киргиз? — который часто с вами приходит. Как вы его называете? Акбаром, кажется?
И тут профессор едва не допустил оплошность. Он сердито посмотрел на больного и резко сказал:
— Это не служитель! Это врач, доктор.
Больной расхохотался.
— Доктор?! Шутить изволите! Да кто ж его доктором сделал? Может, скажете, он Петербургский университет закончил? Ой, не могу! Доктор!…
Но профессор уже спохватился.
— Разговор идёт обо мне, — мягко сказал он. — Я говорю, что недавно приехал. Я никого здесь не знаю. И буду очень рад, если вы мне расскажете обо всём.
Больной добродушно улыбнулся, встал и, щёлкнув стоптанными задниками шлёпанцев, поклонился.
— Тогда давайте знакомиться. М-моя фамилия Кошкин. Б-борис Ефимович К-кошкин. Дворянин. Подпоручик двадцать второго пехотного полка.
Профессор Орлов давно уже научился скрывать свои чувства. Волноваться и громко ахать от удивления можно в восемнадцать лет. А когда тебе восемьдесят…
И всё-таки на этот раз Александру Ивановичу было трудно скрыть своё волнение. Впрочем, если не считать нескольких мало заметных признаков — слегка порозовевшей лысины и по-молодому блеснувших глаз — старый профессор внешне по-прежнему оставался невозмутимым.