Трон
Шрифт:
В следующую минуту стало понятно, что это не ассирийцы. Это были кочевники. Они мгновенно рассыпались по равнине, перестроились в боевой порядок и уже готовились к атаке.
— Отступаем! — вскричал Юханна, поворачивая вороного назад.
Но было поздно. На его отряд обрушился град вражеских стрел. Те, кто пытался укрыть щитом голову, падали, раненые в спину, те, кто прикрывал спину, — ловили стрелы грудью.
***
Лазутчики Арад-бел-ита ошиблись, приняв внезапно объявившуюся в тылу конницу за врагов. Это был авангард скифов.
Мар-Априм,
Арад-бел-ит, увидев в своем шатре Мар-Априма, переполненный чувствами, обнял сановника, усадил его рядом с собой, и сам — неслыханная честь! — налил вина. Гость, лишь немного пригубив из кубка, принялся рассказывать:
— Привел к тебе пять тысяч скифов. Командир у них — Арпоксай. В подчинении у него Ариант, после смерти Ратая — первый наследник Ишпакая. Номарх нарочно его отправил, чтобы подчеркнуть, какое значение он придает вашему союзу.
— Что Ишпакай сдержал слово — радует. Но почему царь Руса не спешит прийти ко мне на помощь?
— Его остановили тревожные вести из дома. Прошел слух, что скифы готовятся выступить против Урарту войной.
— Веришь в это?
— Ишпакай хитер. Все может быть. Одной рукой помогает тебе. Другой — может ограбить твоего союзника…
— Тогда вот как мы поступим. Я сегодня же отправлю к скифскому царю гонцов, с просьбой повременить с этой войной, на тот случай, если такие намерения есть. А ты поедешь к царю Русе и пообещаешь ему от моего имени любую награду, какую он пожелает, если он присоединится к моей армии… Ночь отдохни. Вижу — устал. И сразу в путь...
О важных делах после этого не говорили. Арад-бел-ит принялся расспрашивать сановника о семье, молодой жене, выяснилось, что Ишхануи уже на сносях и в конце весны должна родить. Еще и похвалил, мол, стать зятем первого министра — это умное решение. Желая показать Мар-Априму свое расположение, царь вскользь упомянул о Хаве:
— Она по-доброму вспоминала о тебе перед отъездом в Мидию, к царю Деиоку.
— При первом же случае отправлю ей свои наилучшие пожелания и подарки, — низко кланялся мар-шипри-ша-шарри…
Мар-Априму, несмотря на тесноту в лагере, выделили отдельный шатер, к нему приставили охрану. А к Арад-бел-иту тут же пожаловал Набу-шур-уцур.
— Утром по следу Мар-Априма пусти лучших разведчиков, — приказал царь. — Если доберутся до лагеря урартов, пусть выкрадут из него офицера поважнее и привезут ко мне. Хочу выведать, какие планы у царя Русы. Если же поедет прямиком в Русахинили, с полпути его вернуть. Не захочет по-хорошему — значит, силой.
Между тем, мар-шипри-ша-шарри всю ночь проспал как младенец, на рассвете сел на коня, взял с собой для смены еще одного и покинул лагерь. Путешествие в одиночку, без слуг, его не смущало. В течение всего дня он ехал не спеша, часто останавливался. По пути подстрелил вспорхнувшего прямо перед ним тетерева. Вечером во время привала эта добыча стала ему ужином. С удовольствием откусывая нежное мясо птицы, Мар-Априм долго и с аппетитом пережевывал каждый кусок, запивал его вином,
Впрочем, как к нему подкрались со спины, все равно не заметил. Это был Хатрас.
— Так и знал, что напугаешь меня, — благодушно заметил Мар-Априм.
— Мой господин, — поклонился Хатрас.
— Садись рядом.
Скиф присел, неуклюже подобрал под себя ноги, снял с пояса меч, принялся бережно вытирать с него едва запекшуюся кровь.
Мар-Априм покосился на ожерелье из человеческих ушей, которого до их расставания еще не было.
— Шестеро?
— Пятеро. Один ушел. Уж очень хороший конь под ним оказался.
Мар-Априм недовольно скривился.
— Это плохо.
— Он тяжело ранен. Истечет кровью раньше, чем доберется до лагеря.
— Хотелось бы верить… Наши с тобой пути на этом расходятся.
Хатрас склонил голову на бок, заглянув в лицо своего господина без удивления, без интереса, как будто с неприязнью, отчего у Мар-Априма нехорошо заныло сердце. Он всегда опасался этого прирученного зверя, который, казалось, терпит его только потому, что всегда сыт и доволен.
— Помнишь, что два года назад тебе обещал принц, когда даровав свободу, отправил в Урарту к мар-шипри-ша-шарри?
— Голову моего кровного врага.
— А я сказал тебе, что он никогда не сдержит данного слова… Хочу чтобы ты знал — Арпоксай уже в ассирийском лагере. Как думаешь, отдаст царь тебе голову своего союзника?
Хатрас ничего не ответил. Потом поудобнее сел, облокотился спиной о дерево, сложил на груди руки, закрыл глаза.
Мар-Априм доел своего тетерева, тоже попытался уснуть, но в присутствии скифа ему было тревожно… и вдруг совсем рядом громко ухнул филин. Мар-шипри-ша-шарри насторожился, взялся за меч, принялся вглядываться в лесную чащу; справа, со стороны речки, пронзительно, почти по-кошачьи прокричала кваква.
— Я проверю, — неожиданно сказал Хатрас, легко поднимаясь, будто и не спал.
Через мгновение он уже растворился в темноте.
Не было его долго. Когда скиф вернулся, на поясе у него красовалась шкура лисицы.
— Заберу твоего коня. Он мне нравится.
Перчить ему Мар-Априм не посмел.
***
Скифы вступили в лагерь ночью, расположились обособленно, всю ночь пили вино. Арад-бел-ит пришел к союзникам с небольшой свитой. С Арпоксаем обнялся и облобызался, как старый друг, хотя они виделись впервые, с Ариантом — словно чужие, лишь соблюдая приличия. Царь согласился разделить с союзниками трапезу. Заговорили о предстоящей битве.
— Мы их разобьем, не сомневайся, владыка! Разобьем! — кричал Арпоксай, спьяну пытаясь обнять и поцеловать ассирийца.
Затем переходил на полушепот:
— Но для начала мы уничтожим их конницу, чтобы она не мешалась у нас под ногами.
— Как ты этого добьешься? — недоверчиво спросил номарха Арад-бел-ит.
Несмотря на выпитое в огромном количестве вино, от которого лицо скифа стало похоже на спелую сливу, глаза слезились, а язык заплетался, точно виноградная лоза, Арпоксай по-прежнему трезво мыслил и давал дельные советы.