Трон
Шрифт:
Шестнадцатилетний Сасон, осторожно черпая ладошками из глиняной миски овсяную кашу, поинтересовался, в словах слышалась горечь:
— Может, они сдадутся? И живы останутся…
— Ашшур-ахи-кар не сдастся…
Ночью, после отбоя, натянув до самого подбородка верблюжье одеяло, Сасон зашептал:
— Вот бы пробраться в стан Арад-бел-ита, выкрасть отца.
— Ты хоть наши бы дозоры обошел стороной, не то что чужие, — насмешливо отвечал Хадар младшему брату.
Хадар в глубине души даже мечтал о том, чтобы сразиться с отцом в честном бою, чтобы и ему, и себе доказать, как он стал хорош в ратном
В палатку вошел сотник Хадар. Среднего роста, все такой же лупоглазый, зато теперь с густой черной бородой, не то что три года назад. Принялся вполголоса расспрашивать полусонных воинов, где Шимшон, но стоило кому-то из ветеранов прикрикнуть, мол, дай поспать, тут же замолчал.
Сасон посмотрел на молодого сотника с завистью, прошептал:
— Глянь, как задается, а ведь я его легко в бараний рог скручу. И как его во главе сотни поставили? Он ведь немногим старше нас.
Его брат, хоть и засыпал уже, за своего тезку заступился:
— Да хватит тебе геройствовать! Он, между прочим, вместе с дедом со штурма Маркасу. Думаешь, ты станешь за три года сотником?
Сказал так — и уснул…
Шимшон сидел у костра в полном одиночестве, пил вино и думал о прожитой жизни. Сегодня ему было как никогда грустно. Он вдруг понял, что этот поход станет для него последним. Шутка ли, через месяц ему исполнится шестьдесят два. Хоть ищи, хоть не ищи, а никого в армии старше, чем он, нет. Усмехнулся с грустью: «Я и так уже лет двадцать лишних воюю».
В бою он еще мог с кем угодно драться на равных, но длительные переходы давно превратились в пытку. Нет ничего хуже, чем когда на тебя смотрят, не скрывая жалости, а командир кисира, выбирая слова помягче, чтобы не обидеть ветерана, приказывает сесть на повозку.
Хадар-сотник появился сзади бесшумно, однако старик все равно учуял его и молча протянул пиалу с вином.
— Будешь?
— Давай, — не стал отказываться тот. — И правда, зябко что-то.
— Чего надо?
— Дашь мне твоего Рабата? Мою сотню отправляют вперед. А все знают, что лучше лазутчика, чем он, не найти.
— Дам. Только уговор, верни, — проворчал. — А то не напасешься на вас…
А тем временем в шатре Ашшур-аха-иддина собрался военный совет.
— Если перевалят через хребет и переправятся через Восточный Евфрат, нам их уже не нагнать, — развел руками Гульят, отвечая на вопрос царя, как долго может продолжаться эта погоня. — Да и кто знает, как поведет себя царь Руса. Что если он решит объединиться с твоим братом.
Вмешался Скур-бел-дан:
— Урарту истощено набегами кочевников с востока и запада. Жаждет мира. И выжидает, кто победит в нашей войне. По сведениям моих лазутчиков, Руса скапливает силы севернее моря Наири, но, скорее, для того, чтобы не пустить Арад-бел-ита в свои земли, нежели чтобы помочь ему. Думаю, что достопочтимый Гульят напрасно беспокоится: Арад-бел-ит остановился у предгорий у входа вот в эту долину, — наместник показал на карте место, — и, судя по всему, он намерен дать нам бой.
— Брат не настолько безрассуден, — не поверил Ашшур-аха-иддин.
— Это не безрассудство. Он ждет подкреплений — киммерийцев Теушпы. И строит укрепленный лагерь, который с двух сторон прикрывают горы. У Арад-бел-ита хорошая позиция и хорошие
— Когда я наконец увижу его штандарты?
— Уже завтра, к концу дня…
Армия Ашшур-аха-иддина подошла к лагерю Арад-бел-ита даже раньше, еще до полудня, встала на привал в десяти стадиях. Выставили охранение. Принялись разбивать шатры и палатки. К лесу потянулась длинная цепочка воинов, отряженных для того, чтобы заготовить дерево для частокола — единственного, чем было решено оградить расположение армии.
Неожиданно из лесной чащи появились конные воины, не меньше пяти сотен, и, осыпав лесорубов стрелами, обратили ассирийцев в бегство.
Конница Ашшур-аха-иддина в это время находилась неподалеку. Еще издали узнав во вражеском командире Санхиро, сгоряча, не спросив разрешения у Гульята, опасаясь, что будет поздно и дерзкая выходка останется безнаказанной, Юханна бросил против неприятеля все свои силы. Две тысячи всадников погнали врага к его лагерю, еще две тысячи — направились наперерез.
Юханна на арабском жеребце вороной масти, сжимая в правой руке копье, в левой — легкий плетеный щит с медными пластинками и позолотой на ободке, сам участвовал в погоне. Споря с ветром, относившим его слова, рвавшим их на части, рабсарис на ходу отдавал приказы — «не отставать», «берем левее», «отжимайте их от леса», «садимся им на плечи… врываемся вместе с ними в лагерь». И эта мысль — ворвавшись в стан врага, решить исход боя одним кинжальным ударом — вдруг захватила командира конницы целиком. Он знал цену внезапной атаки, знал, что неприятель не готов к такому повороту событий. Ведь все, что им надо, — захватить ворота и продержаться совсем немного времени, пока не подойдет подкрепление от Гульята. Рабсарис подозвал к себе гонца, приказал ему найти туртана и сказать, что конница ждет от него поддержки.
Гонец поспешил исполнить поручение, но едва успел оторваться от отряда, как его вдруг настигли сразу десяток стрел — конь под ним рухнул, воин упал ничком в высокую траву, попытался встать, но следующая стрела выбила ему глаз и мгновенно убила.
Когда Юханна увидел эту смерть, сердце укололо плохое предчувствие: он не понял, откуда прилетели стрелы, а неизвестность на поле боя всегда была предвестницей поражения. Однако командир не успел еще даже осмыслить эту неподотчетную тревогу, как ловушка, расставленная неприятелем, захлопнулась.
За пару стадиев до земляного вала вся вражеская конница вдруг развернулась на полном ходу, встала в круг и ощетинилась копьями. Юханна был готов поклясться, что это самоубийство: его отряд почти в десять раз превосходил по численности неприятеля. Но поскольку цель была другая — не смерть этих отчаянных храбрецов, а захват ворот — то и приказ последовал соответствующий: в ближний бой не вступать, осыпая врага стрелами заставить его отступить в лагерь.
Внезапно все трое ворот открылись. А затем из них на полном ходу вылетела многочисленная конница. Для Юханны это стало полной неожиданностью, ведь он был уверен: пятьсот конных воинов Санхиро — это все, что есть у Арад-бел-ита.