Трон
Шрифт:
Последнюю сотню он собирался повести сам.
«Полчаса… еще полчаса… и они нас сомнут».
***
Шимшон впервые сражался со скифами. Они отличались ото всех, кого он видел раньше. Рыжебородые косматые воины казались ему демонами, поднявшимися из самих недр, чтобы укротить сынов Ашшура. Вот только старый ассириец давно не испытывал страха ни перед богами, ни перед их слугами.
Судьба уготовила Шимшону встречу в бою с Ариантом, сыном Ишпакая.
Загородившись щитом, сотник ударил копьем налетевшего на него конника, пробил лошади грудь, отчего она с хрипом стала заваливаться
— Умри, собака! — закричал Хадар.
Спасаясь от смерти, скиф припал на правое колено, одновременно выхватив из позолоченных ножен акинак с крупным зеленым изумрудом в навершии. Издевательски рассмеялся, показал гнилые зубы. И неожиданно рухнул лицом вниз, на трупы. Кто-то оглушил его сзади щитом.
— Ох и вовремя ты, — выдохнул Шимшон.
— Цел? — подмигнул внук.
— Вроде да, — хмуро ответил дед, раздраженно подумав, что теперь этот мальчишка растрезвонит об этой истории всем на свете.
Хадар тем временем перехватил копье так, чтобы пригвоздить кочевника к земле, сделал к нему два широких шага. Но Ариант внезапно ожил, перекатился, гневно закричал что-то на своем инородном языке, обращаясь к кому-то из своих соплеменников. Шимшон уже догадался — по дорогому оружию и доспехам, — что этот скиф знатен, что его смерть может дать им преимущество, поспешил внуку на помощь. Но в этот момент несколько стрел одна за другой пронзили грудь, шею и спину его Хадара, застывшего на мгновение, обернувшегося на деда с удивлением и немым вопросом во взгляде: «Что случилось, почему мне так больно?».
— Бедный мой мальчик, — прошептал Шимшон, глядя на внука и бессильно опускаясь рядом с ним на колени.
Долго оплакивать эту смерть времени не было. Справа налетел еще один бородач, на этот раз — с акинаком вдвое длиннее обычного. Шимшон едва отбился. Отбросил от себя нападавшего на несколько шагов, подхватил торчащее из земли чужое копье, метнул его, попал врагу в шею — наполовину оторванная голова завалилась набок. У кого-то из ассирийцев это вызвало спазм смеха. Едва ветеран покончил с одним, как на пути к скифскому предводителю живым щитом встали еще трое. Старый сотник вынужден был отступить. Поднял с земли чей-то щит — и вовремя: едва не остался без головы. Размашистым ударом отнял одному из врагов кисть, пробил яремную вырезку второму, третьего, упав на колени, ударил в пах. И тут увидел, что его главная цель уже сидит на коне, с головой его внука в руках.
Ариант был ранен и едва держался в седле, но покидая поле боя, он с улыбкой оглянулся на старика-ассирийца, желая до конца насладиться местью…
***
Начинался дождь. Пока редкий, неспешный: протяни руку — она и не промокнет. И все же грозовой фронт стремительно приближался к полю битвы. Быстро сгущающиеся сумерки вынуждали армию Арад-бел-ита рисковать и искать более короткие пути к победе.
Фланги
Арад-бел-ит думал только о том, как ему не хватает резервов.
Ашшур-аха-иддин — о том, когда сможет контратаковать на правом фланге Набу-Ли, сколько сил осталось у Скур-бел-дана и, главное, почему медлит Гульят.
Туртан выжидал. Дважды приезжал к нему гонец от царя, тот требовал бросить против врага колесницы — их последнюю надежду. И дважды Гульят просил царя повременить.
«Рано… еще рано… Пусть их конница ввяжется в бой с головой, так, чтобы отступить было невозможно».
А решившись, подозвал к себе Хэндэра — молодого вавилонянина, назначенного на должность командира отряда колесниц накануне битвы, — и, обняв по-отечески, попросил его не щадить ни себя, ни своих людей ради победы.
Для союзников этот удар стал полной неожиданностью. Когда мчащиеся колесницы с косами по бокам врезались во вражеский строй, во все стороны полетели покалеченные тела людей и лошадей. За несколько минут конные скифы и ассирийцы Арад-бел-ита потеряли на левом фланге две сотни воинов.
Хэндэр находился на самом острие боя. Его повозка была намного тяжелее остальных. Впряженных в нее четырех жеребцов вороной масти защищали богатые кожаные попоны, настолько толстые и прочные, что далеко не каждая стрела могла их пробить. Помимо командира в ней были возница и двое тяжелых пехотинцев с высокими щитами и длинными копьями. Сам Хэндэр стрелял из лука: почти не целясь, но редко промахиваясь, он сеял вокруг себя смерть.
— Не увлекайся! — прикрикнул командир на возницу, заметив, что они слишком вырвались вперед и теперь их справа и слева окружают враги. Пока спасало только то, что скифы рассыпались перед ними, словно отара овец, в которую ворвался голодный волк.
Справа к ним на полном скаку приближалась группа конных лучников. Каждый из них выпустил в сторону колесницы не меньше десятка стрел, отчего повозка стала похожа на большого и очень прыткого дикобраза, но ассирийцы вовремя подняли щиты, вовремя заслонили и командира, и колесничего.
— Давай на них! Прямо на них! — приказал Хэндэр.
Им пришлось сделать крутой разворот почти на месте, когда правое колесо завертелось на месте, словно юла, попало между двух камней, затрещало… Спасло только искусство возницы — он вовремя стеганул коней, чтобы те перешли с крупной рыси на галоп.
Колесница сблизилась со всадниками, некоторые из них успели пустить стрелы почти в упор — три нашли цель: одна ранила пехотинца в руку, другая вошла ему же в щеку, отчего он упал на дно повозки, стал выть и харкать кровью, выплевывая куски языка, третья стрела скользнула по касательной вдоль шлема Хэндэра на уровне левого глаза. Кровь залила командиру лицо, закапала ему на доспехи, испачкала колчан, оперенье стрел, но это не помешало меткому стрелку: ранивший его скиф свалился с коня, схватившись за шею. А затем колесница влетела в группу скифов, и длинная острая коса, выдающаяся из колесной спицы почти на три локтя, вращающаяся так быстро, что казалась невидимой, срезала шесть лошадей, бросила их умирать на землю с отрубленными ногами или вспоротым брюхом...