Трон
Шрифт:
Когда Юханна погнался за вражеской конницей, Скур-бел-дан разгадал его замысел:
— Как бы там ни было, но у нас появился шанс ворваться в их лагерь. Мой господин, прикажи начать атаку. Для моих воинов будет честью принести тебе победу!
— Действуй, — приказал царь. — Вводи в бой свой эмуку. Мне нужны эти ворота.
Скур-бел-дан поспешил вниз по горной тропинке к оставленной ниже по склону колеснице. Но едва он скрылся из виду, как Юханна был атакован лучниками, а из лагеря выступили кочевники — неожиданные союзники Арад-бел-ита. Увидев, что конница попала в ловушку, Ашшур-аха-иддин побледнел и растерянно повернулся к Гульяту.
— Как такое стало возможным? Где, в чем мы ошиблись? Откуда у него столько конницы?
Туртан сохранял хладнокровие:
— Мой
***
Армия Ашшур-аха-иддина была вынуждена вступить в бой. В авангарде у нее стоял эмуку Набу-аха-эреша, наместника Самалли. О том, что к лагерю приближается неприятель, сановнику сообщили, подняв с постели: была у него такая привычка — отсыпаться сутки кряду после долгих переходов. Однако, надо отдать ему должное, он мигом оказался на ногах, быстро без чужой помощи оделся — высокие сапоги из кожи буйвола, длинная, ниже колен, туника, золоченые доспехи, широкий пояс и меч в ножнах, поверх всего плотный плащ (все-таки было зябко) — призвал в шатер своих офицеров, отдал необходимые распоряжения и уже скоро сражался в первых рядах. Кто бы мог подумать, что этот уже далеко не юный, сутулый, всегда осторожный и важный военачальник, брюзга, каких мало, окажется таким храбрецом!
Царский полк, ведомый Ашшур-ахи-каром, обрушился на эмуку Набу-аха-эреша всей своей мощью. Лучники и пращники, прикрываясь стеной из щитов, засыпали врага метательными снарядами. Когда в непосредственное соприкосновение с врагом вошла тяжелая пехота, воздух наполнился звоном оружия, криками, стонами. Армия Ашшур-аха-иддина несла потери, отступала, пыталась огрызаться. Отдельные ее отряды бились в полном окружении, не сдавались, хотя и таяли на глазах. Сотня Гиваргиса, а судьба в этой битве поставила сына Шимшона на сторону Арад-бел-ита, напротив, сама оказалась зажатой между двумя вражескими сотнями и готова была обратиться в бегство. На помощь поспешил Хавшаба со своими пехотинцами, его зычный голос, похожий на раскаты грома, перекрывал шум боя:
— Гиваргис, держись! Я иду!!!
Схватка может длиться лишь мгновение, когда чья-то ошибка сталкивается с опытом и ловкостью; а может напоминать поединок между пламенем и ветром, когда оба в состоянии одержать верх, и тогда победа приходит к тому, кто окажется хитрее или настойчивее. Вступив в сражение, Гиваргис долго бился одним копьем, заколол троих противников, заставив их опуститься на колени, харкать кровью, молить богов о быстрой смерти. Но затем смерть стала кружить над ним черным вороном. Враги были со всех сторон. Он заслонился щитом от прямого удара, направленного ему в грудь, так что вражеский меч высек искры, припал на правую ногу, попытался поразить противника — такого же, как и он сам, тяжелого пехотинца — копьем снизу в живот, защищенный ламеллярным доспехом, почувствовал, как рука уходит вперед, понял, что промахнулся: наконечник копья скользнул по броне и не нанес врагу никакого вреда, тут же отступил, прикрылся щитом и ударил снова, на этот раз — вложив в это движение всю свою силу. И по тому, как мелко задрожало древко, как замерло оно в воздухе без его помощи, догадался, что снова взял верх. Едва успел уклониться от летевшего в него дротика, а затем отбить хитрый удар из-за спины. И хотя его все-таки ранили, — всего лишь легкий порез на плече! — Гиваргис с облегчением выдохнул, осознавая, что был на волосок от гибели, и от этого пришел в ярость. Он взглянул на врага, посягнувшего на его жизнь, в полное отчаяния лицо — еще совсем мальчика, истекающего кровью, сражающегося со стрелой в правом предплечье, без щита, с одним мечом в левой руке, — шагнул к нему и безо всякого усилия, как режут свиней, вспорол ему живот.
Из-за гор поднимались тучи, небо быстро темнело, раньше времени приближая вечерние сумерки. Где-то далеко уже гремел гром и сверкали молнии. А на поле битвы продолжала литься кровь.
Скифы, разделившись, атаковали фланги Ашшур-аха-иддина. Один отряд повел за собой Ариант, другой — Арпоксай. Первому противостоял эмуку
Когда завязалось сражение, в котором участвовала конница Юханны, на правом фланге в лагере Ашшур-аха-иддина еще только ставили палатки. Сюда же шли повозки со всем снаряжением: походным инструментом, перевязочными материалами, подковами, одеялами, запасами стрел и прочим необходимым, а главное — с провиантом, неподалеку протекала небольшая речушка с пологими берегами, это могло пригодиться для полевой кухни. Набу-Ли, блаженно отдыхавший после плотного обеда на мягком ложе в своем шатре, при известии о приближении врага тотчас оказался на ногах, выбежал наружу, приказал горнистам играть тревогу, рабсарису Бахадуру — поднимать войска, занять оборонительные позиции, чтобы защитить обоз. Сам же бросился в бой с теми, кто был поблизости, повел за собой две сотни тяжелой пехоты и чуть больше того лучников, чтобы выиграть время и отодвинуть схватку подальше от лагеря. И в какой-то степени это удалось. Ариант не собирался вступать в ближний бой. Скифы здесь держались на расстоянии, засыпая неприятелями стрелами и отступая при малейшей опасности.
А вот слева кочевники ворвались в лагерь на плечах беглецов, которые стояли в авангарде. Ассирийцы пришли в ужас. Это был сель, не знавший, что такое препятствие. Рыжебородые конники на полном ходу нанизывали человеческие тела на длинные копья, крушили булавами головы, сносили их секирами, топтали лошадьми живую плоть. Арпоксай сражался в первых рядах. Он дрался копьем, с такой ловкостью поражая врагов, что копье выглядело как продолжение его руки. Скольких он убил? Номарх умел считать только до десяти… и давно сбился со счета. Он был в ярости: этой ночью Хатрас исчез, словно в насмешку, оставив ему свою раздробленную руку…
— Так, говоришь, он ее отгрыз? — рассеянно переспросил Арад-бел-ит, наблюдавший в это время за битвой из лагеря.
— Да, ниже локтя, — подтвердил Набу-шур-уцур. — Арпоксай в ярости.
— Ну что ж, Хатрас и тут оказался нам полезен. Посмотри, как они дерутся. Кажется, это только укрепило боевой дух нашего скифского друга, — Арад-бел-ит усмехнулся. — Знай я, что это поможет нам в битве, сам бы поспособствовал этому побегу. Пора бросить в прорыв Санхиро, дай ему в помощь мою охрану… всю сотню… Пусть атакует слева, через Скур-бел-дана, чтобы ударить в центр по Ишди-Харрану.
Набу-шур-уцур тревожно огляделся вокруг:
— Можно ли так рисковать, мой дорогой брат?! Санхиро и твои телохранители — это наш последний резерв, лагерь опустеет, если они пойдут в бой.
— Посмотри назад, — спокойно сказал Арад-бел-ит. — Что ты видишь?
Набу оглянулся на горы, на почерневшее небо, и догадался:
— Сегодня тьма опустится на равнину раньше обычного.
— Да, и тогда мы утратим инициативу. Если Ашшур-аха-иддин продержится до темноты, мы вынуждены будем отступить. Тогда все успехи сегодняшнего дня будут напрасными… ну, может быть, кроме того, что мы разбили и уничтожили его конницу…
Подмога подоспела вовремя. Еще немного — и Гиваргис со своими людьми полегли бы на поле боя все до одного. Те, кто уцелел, едва способны были держать оружие. Из сотни осталось меньше половины. Они сомкнулись плотным кольцом вокруг нескольких раненых и лишь защищались, позабыв об атаке. Появление Хавшабы стало для них тем глотком свежего воздуха, что возвращает к жизни.
— Не отставать! Держать строй! — прокричал Гиваргис.
Понимая, что пора действовать и брать врагов с двух сторон, сотник обрушился на ближайшего к нему противника с удвоенной яростью. От страшного по силе удара мечом череп раскололся как яичная скорлупа, чужая кровь брызнула в лицо, залила глаза. Гиваргис механически вытер ее рукавом; и вдруг почувствовал обжигающую боль в боку. Его ударил копьем уже убитый враг! Мышцы агонизирующего тела, повинуясь затухающему импульсу умирающего мозга, действовали сами по себе.