Тропа Шамаша
Шрифт:
– Как это выгнала? – не поверил Соболь. – Ну-ка, давайте поподробнее.
– Я, как обычно, после службы решила ее проведать. Думала, вкусненькое чего приготовить, накормить девочку, а то ведь исхудала совсем, кожа да кости. А она даже за порог не пустила, сказала, хватит, мол, ее жалеть, добренькими притворяться. Я к ней и с лаской, и с уговорами, так накричала на меня, истерику закатила и дверью чуть не по носу!
Тетя Нина замолчала, ожидая реакцию Тимура Олеговича. Капитана ее рассказ, конечно, расстроил, но не то, чтоб уж очень удивил. Безусловно, поведение Тони выглядело странным. Вернее, оно было бы странным для той, прошлой Тони – счастливой дочки любящего отца.
– Не переживайте, Нина Петровна. Такое поведение сейчас вполне объяснимо, у девочки стресс. Думаю, ей потом самой было стыдно… Не надо на нее обижаться, ладно.
– Да я не обижаюсь, тут дело в другом. Я, когда вчера от нее ушла, расстроилась, конечно, чуть не разревелась, присела у соседнего дома на лавочке успокоиться. Потом, так же как Вы сейчас вот, подумала, что нервный срыв у нее. Решила, надо подождать немного и еще зайти. Минут десять просто так сидела, потом зеркальце достала – макияж проверить, может тушь потекла. И вдруг вижу я в зеркале, как выходит из подъезда наша Тоня, расфуфыренная вся, в юбочке такой, что нянька Вика, которая Заворотнюк, отдыхает. Мимо меня прошла – не заметила, торопилась куда-то. Не стала я тогда ее дергать, от греха подальше. А потом забеспокоилась – куда это она вечером в таком виде собралась. В общем, переживаю сейчас за нее, пропадет девка… Пристроить бы куда-нибудь ее, а? Ведь школу закончила, куда теперь пойдет? Вы же с отцом ее дружили…
– Ну, куда она бегала вечером, может, и не важно совсем. Взрослая девчонка уже. А делами Тони я, разумеется, займусь.
Разговор с тетей Ниной напомнил Соболю о плане встретиться с Беркульским как раз по этому вопросу. Правда, вчера еще не горело, а сегодня выясняется, что откладывать визит на Голгофу нельзя.
Голгофой для Тимура Олеговича была любая необходимость идти с поклоном к сильным мира сего. Еще в ранней молодости, перечитывая снова и снова незабвенного Булгакова, он всякий раз наизусть твердил как заклинание: «Никогда ничего не просите у тех, кто сильнее вас. Сами все увидят, и сами все дадут». С годами юношеский максимализм поистерся. Стало ясно, что никто ничего просто так не даст, но протягивать руку, пусть даже по делу, он так и не научился. Всего добивался сам, хотя локтями в толпе не работал, предпочитая отойти в сторонку и поработать головой.
Но в армии неожиданно выяснилось, что выпрашивать подаяние – чуть ли не прямая обязанность Тимура Олеговича. По этому поводу его шеф, бригадный замполит полковник Теликов, в свое время однозначно вразумил неопытного офицера: «Про финансирование культурного досуга солдат больше не заикайся. Государству танки новые не на что закупить, а ты про телевизоры и газеты толкуешь… Сам знаю, что положено, но денег не жди, крутись как хочешь. Считай, что это твой крест теперь – спонсоров искать. Короче, хоть на паперти стой, но чтоб комнаты досуга были в ажуре. А к годовой проверке в каждой роте должны стоять новые телевизоры».
На паперть он, естественно, не пошел, но проблему решил. Только пришлось солдатикам немного у местного фермера поработать. Тоже, конечно, нарушение, не для того их призывали. Однако, по мнению, Соболя, это было честнее, чем расшаркиваться перед благодетелями.
Именно по причине такой вот ископаемой гордости Тимур Олегович и с Беркульским старался не общаться. Правда, они пересекались несколько раз, на стрельбище и на стройке часовни, поэтому большой человек знал о существовании маленького – капитана Соболя. Тимур Олегович решил, что в случае с Тоней воспользоваться этим знакомством вовсе не грех.
Вопрос о встрече с Беркульским решился неожиданно просто. Не зря говорили про Вячеслава Львовича,
Здание Вега-Банка, монументальное и в тоже время какое-то космическое, словно американский «Шатл» в готовности к старту, органично вписывалось в окружающую сталинскую архитектуру. На стоянке у входа в банк среди мерседесов, лексусов и прочих атрибутов благополучия военному «джипу» места не нашлось. Водитель припарковался чуть дальше, за небольшим сквером, который служил прибежищем относительной прохлады в полуденном центре города. Время еще позволяло, и Тимур Олегович присел на лавочке под тенистой липой, подбирая убедительные фразы для предстоящего разговора. Но спланировать толком диалог не удалось.
На другой конец лавочки присоседились две щебечущие девчушки, которые понятия не имели, что пломбир гораздо вкуснее облизывать молча. Офицер, почувствовав себя неуютно от такого соседства, решил пересесть на другую скамейку – к бабушке, сосредоточенно кормившей сдобой наглых голубей. Вставая, он услышал характерный «шмяк» и оглянулся – на том месте, где он только что сидел, красовалась солидных размеров клякса птичьего помета, а на ветке над лавочкой чистил перья отбившийся от стаи неприлично белый голубь.
Школьницы, переглянувшись, дружно прыснули, и Соболь поспешил удалиться. «Вот черт! Могла ведь сорваться встреча, – подумал он. – Как бы я с таким украшением на форме сейчас пошел к уважаемому человеку».
Процедура допуска в сердце финансовой империи заняла две-три минуты – охрану, видимо, предупредили заранее. Тимуру Олеговичу впервые шел по этим коридорам, отделанным так, что рядовой житель какого-нибудь Затеряшинска наверняка должен был остолбенеть здесь в благоговейном ужасе. Но Соболь чувствовал себя уверенно – бывали в приличных местах, бывали.
А вот кабинет Беркульского его все-таки поразил. Не кабинет, а настоящая выставка русской иконописи. Чувствовалось сразу – на посетителя взирали не жалкие потуги современных ремесленников, не новоделы, а настоящие, древние намоленные образы. В одном из углов, как когда-то в старом бабушкином доме из раннего детства боевого капитана, перед бледным от времени ликом Богородицы в почерневшем серебре горела лампадка.
В таком интерьере Беркульский казался гораздо значительнее, чем во время своих визитов к десантникам. И без того высокий, под два метра ростом, сейчас он походил на сказочного великана. Высокий лоб с благородными залысинами в отблеске лампадки буквально кричал о его недюжинном интеллекте, глаза излучали уверенность и силу. Офицеру на миг показалось, что перед ним не современный финансовый магнат, а непреклонный инквизитор, готовящийся учинить еретику допрос.
Справившись с мистическим видением, Соболь присел на указанный гостеприимным жестом стул. Первым заговорил хозяин кабинета.
– Вы не тушуйтесь, Тимур Олегович, я хоть и банкир, но не хазарин какой-нибудь, а человек православной веры. Горе человеческое понимаю и всегда готов помочь. Вы чай или кофе? – Не дожидаясь ответа, он заказал секретарше два кофе. – Давайте поподробнее, какие там проблемы у сироты.
«Хорошая память у банкира, даже имя-отчество мое помнит. Может, конечно, только сейчас, перед самой встречей выяснил, но все равно приятно», – подумал Тимур Олегович, и коротко, по существу изложил влиятельному собеседнику Тонины проблемы с жильем и финансами.