Тропинкой человека

Щукин Евгений

Это было сильно похоже на ультиматум. Делец был настроен решительно, но я все равно надеялся договориться, ведь поначалу разговор шел гладко.

Пришлось сесть. Качки, до этой минуты безуспешно старающиеся мне «помочь», тут же сделали вид, что ничего не произошло и с равнодушными физиономиями заняли пост за моей спиной.

— Я вас слушаю.

— Это я вас хочу послушать! — неожиданно жестко бросил авторитет. — Вы многое знаете о моей организации. Должны знать и обо мне. А раз так, выкладывайте все до конца, потому что это —

мои деньги. И я хочу быть в курсе, куда они уходят.

— Это — не ваша забота…

— Это — моя забота! Меня очень интересует, кто и зачем взял деньги у моего человека.

Я сделал вид, что не понял вопроса.

— На обдумывание ответа у вас ровно две минуты, — ехидно сообщил делец. — В противном случае, — он повелительно махнул рукой, — буду считать, что ответ отрицательный.

Повинуясь его жесту, в комнату живо набилась вся та гвардия, которая до сей поры, навострив уши, куковала в соседних помещениях. Эта рать выстроилась за спиной начальства, выпятив в мою сторону большое количество оружия с заранее накрученными глушителями. Мол, стволы посчитай, в каждый загляни — приди к выводу, что жизнь хороша и лучше пойти на мировую.

Я так и посчитал. Очень трепетно оглядел нацеленное на меня оружие. Готовое выстрелить в любой момент, между прочим. У некоторых «быков» уже и пальцы на курках побелели.

Ребята, ранее стоявшие за моей спиной, переметнулись на противоположную сторону, где, выхватив по пистолету, присоединились к общей компании.

Надо полагать, валентинок не будет.

— Время пошло, — язвительно заметил босс.

Напугал. Оно давно идет, мое время, и палачи, не чета вам, его отмерили. Потому и веду себя так беспардонно — особо терять нечего.

Но все-таки интересно, что мне могут сделать обыкновенные пули? Тем более, выпущенные в таком количестве. Интересно, да…

Выяснять не хотелось.

Когда они начнут стрелять, нужно будет сместиться в сторону. Выход из комнаты они будут простреливать. Значит, прыгну к окну. В принципе, я успею выскочить и через дверь — реакция смертных сильно уступает моим возможностям — но двигаться к подоконнику все же надежнее. Не ждут они от меня подобной прыти: броситься в ту сторону означает загнать себя в угол.

Я поднялся на ноги, преувеличенно равнодушно оглядываясь по сторонам.

— Осталась минута, — заметил авторитет, время от времени кидавший заинтересованный взгляд на циферблат наручных часов.

Целая минута! Это ж бездна времени! На что бы ее потратить?.. Отвечать на вопросы я не собирался. В собеседниках у меня мужик тертый: вранье раскусит если не со второго, то с третьего слова. Не стоит и трепаться. Уж лучше изобразить супермена, молниеносно уходящего из-под пуль. Только вот начинать не хотелось.

— Время истекло, — негромко объявил босс. И пристально, нехорошо так, взглянул в мои глаза.

Я изобразил карикатурную пародию на громилу из американских боевиков, процедил сквозь зубы:

— Да,

пошел ты.

Мне казалось, такая бравада вызовет капельку уважения.

Лицо авторитета выразило искреннее огорчение. Что не помешало скомандовать:

— Стреляйте!

Я метнулся в заранее облюбованный угол, пространство за моей спиной вспороли пули, а сквозь окно, в рое осыпающихся осколков, ворвался Фаргел. И, вихрем промчавшись по комнате, залил ее красным.

Глава 71

Громко играла музыка. Из-за низких басов потряхивало столик. Сгорбившись на стуле, я невидяще смотрел в пустоту — туда, где, по мнению окружающих, танцевало несколько девушек в покрытых блестками костюмах. От подвешенного над ними шара во все стороны разбегались разноцветные блики, скользили по сцене, столикам, зрителям.

Мне было глубоко плевать на эти огни, на танцующих красавиц, на ритмичную мажорную мелодию. Как заведенный, я повторял про себя совсем другую песню, из репертуара «Голубых беретов»:

«…Только старый ворон устало, Оторвавшись от стаи, летит. Наклевался за жизнь свою падали, Насмотрелся на тех, кто убит. И не может понять на старости Отчего на земле столько зла, Отчего не живется по-доброму, Отчего пахнет кровью земля?»

Фаргел сидел рядом, деликатно помалкивая. Вроде и не смотрит в мою сторону — а нет-нет да и глянет: справляюсь ли, все ли держу под контролем?

Справляюсь. Держу. Пока, по крайней мере.

Старейший приволок меня в ночной клуб, чтоб я развеялся, чуток расслабился. Расслабишься, как же! Только вспомнишь, во что превратилась квартира, забрызганные кровью стены…

К горлу подкатил комок, будто снова стоял в заваленной трупами комнате. Чего бы ни ждал тогда Старейший, я чувствовал себя обычным человеком: очень тошнило. Запах свежей, еще теплой крови, возбужденно пьянящий любого нормального вампира, у меня вызывал одно лишь отвращение. И омерзение, когда я смотрел на Фаргела.

Нет, тот не спешил приступить к трапезе — безмолвно стоял поодаль, наблюдая муки, отражающиеся на моем лице. Потом взял за руку, поднял в небо, чтобы, промчавшись над паутиной улиц, ввести сюда.

Такова цена моего бессмертия? Или псевдобессмертия? Никто не сможет ответить на этот вопрос: еще ни один вампир не покинул этот мир по причине старости.

Неужели каждый месяц моего существования должен оплачиваться чьей-то жизнью? Жизнью человека, который мог творить, улыбаться; человека, который был кому-то близок и этим близким очень важно, чтобы их любимый продолжал жить. Если я обречен нести страдание другим, не лучше ли перестать существовать самому?