Тропинкой человека

Щукин Евгений

«Молодой» поглощал принесенную кровь с ошеломляющей быстротой. На пакет, содержащий литр жидкости, у него уходило три, максимум четыре, глотка. Вот еще одна опустевшая оболочка полетела вниз. Фаргел вытащил третью упаковку.

Любопытно, сколько пакетов Фаргел таскает с собой? И с какой целью? Неужели это вроде неприкосновенного запаса на черный день? Скажем, на случай, когда, истекая кровью, он будет спасаться от охотников? Или просто обеспечивает себе возможность спрятаться на неделю?

Трудно сказать, достойны ли остальные Старейшие

такого звания, но Фаргел… Фаргел вправе именоваться мудрейшим. Если он сейчас возвращает к жизни этого вампира, то лишь потому, что сам в этом заинтересован. Он, конечно, понимает, что ставит на ноги лишнего свидетеля обвинения. Когда будет решаться вопрос о профпригодности Иннокентия Скиба, спасенный монстр постарается втоптать меня в грязь. Зачем Фаргелу осложнять жизнь своего ученика?

Хотя… есть еще один вампиреныш: тот самый, что недавно поцеловался с матушкой-землей. Он тоже должен быть расстроен. Тогда Старейший старается потому, что спасение ученика Карини прибавит авторитета. К словам Фаргела будут больше прислушиваться.

В любом случае, меня ждет грандиозная трепка. Причем даже две: прежде чем разъяренная Карини потянет ко мне жадные когти, наставник сам устроит взбучку.

Четвертый литр крови «молодой» выпил боле медленно, пятый — явно смаковал. Убедившись, что жизнь посланника вне опасности, Фаргел развернулся ко мне.

— Доволен?! — лицо Учителя приобрело самый грозный вид, на который только было способно. В его исполнении это напоминало отстраненную маску с недовольно поджатыми губами. Лишь глаза оставались живыми, но смотрели холодно, сурово. Завершал образ резкий громкий голос. — Доказал свою независимость? Кто ты такой, чтобы противиться воле Старейших?

Ошарашенный проповедью, я потупился, демонстрируя скромность и искреннее раскаяние. Жаль, румянца не хватает.

«Молодой» явно пришел в норму. Силы у него, конечно, сейчас не те, но гонор остался. Вампир держался чуть в стороне, злобно посверкивая в мою сторону темными вишенками глаз. «Я из тебя душу выну!» — многообещающе говорил мне этот взгляд. «Надорвешься!» — ответил я, прежде чем вспомнил, что полагается и дальше играть взятую на себя роль.

Наш обмен взглядами был замечен:

— Почему ты напал на посланника Совета?! — взревел Фаргел.

Что-то не припомню, чтобы Учитель когда-либо кричал. Рисуется?

— Он первый пролил кровь! — огрызнулся я. — И мордобитье, кстати, его идея!

— Вот как? — Фаргел принял мудрый вид и с достоинством повернулся к ученику Карини. — Это правда? Ты напал первым?

Вампир отвел взгляд, сумбурно взмахнул руками и все же заставил себя взглянуть в лицо Старейшему. Не хочет, гад, оказаться крайним. Как я его понимаю!

— Он меня вынудил, — заявил инициатор драки.

— Любопытно. И каким же образом? — Фаргел был само спокойствие. Конечно, он уж давно все знает: заглянул в память нахохлившегося вампира. Но вопросы-то задает? Стало быть, допрос зачем-то нужен. Смысл, если перед Советом

придется все рассказать? А элементарно: там будет Карини, которая непременно захочет выгородить своего ученика. Уж лучше выколотить из него информацию сейчас, а потом подать в удобном для себя виде. Ай да Фаргел! Или это я мудрейший? Это же я придумал.

— Он отказался следовать моим указаниям, подкрепленным авторитетом Совета!

— Чушь! — воскликнул я, выступая в роли собственного адвоката. — Я следовал всем указаниям, данным от имени Совета! Не моя вина, что кое-кто не мог разобраться, что надо делать!

— Ты издевался, тварь! — завопил «молодой», оскорбленный до глубины клыков. — Я тебе четко все объяснил!

— За языком следи! — крикнул я. — А то откусишь!

— Это что, угроза?! — глаза «молодого» опасно сузились. Ха, пусть только попробует напасть! Фаргелу будет что рассказать Карини!

— Хватит, — негромко произнес Учитель — и воцарилась тишина. Я замолчал из уважения; оппонент припух потому, что возражать было боязно.

— Вашу судьбу будет решать Совет. И твою, — Фаргел повернул голову ко мне. — И твою, — взгляд на «молодого».

— Я представлял волю Совета… — запальчиво пискнул тот и — осекся, встретив суровый взгляд Старейшего:

— Сейчас я представляю Совет. А ты — демонстрировал собственную волю, прикрываясь чужим авторитетом. Карини придется подумать о твоем дальнейшем Ученичестве.

«Молодой» вздрогнул и, как-то разом, побелел. Интересно, его пугает возможность потерять покровительство Карини или за словами Фаргела скрывается нечто более страшное?

Старейший пристально смотрел на меня. В его глазах не было ярости или гнева. Если бы я был романтичен, то сказал бы: в них светилась печаль и любовь. Но откуда такие чувства у беспощадного вампира, да еще и в отношении меня? Бред, конечно! Я хоть и напоминаю ему дочь, но все же совсем иной. Однозначно! Так что симпатия симпатией, я любить меня он не будет. И славно! Всегда терялся от проявления другими нежных чувств.

— Ты понесешь наказание, которое назначит Совет Старейших, — голос Фаргела по-прежнему был негромок, очень суров. — Не рассчитывай отделаться потерей ученичества; кара будет соразмерна твоим поступкам и потому справедлива. Если желаешь что-то сказать в оправдание, прибереги это для Совета, потому что там понадобится все твое красноречие.

Отвернувшись от меня, Фаргел отстраненно взглянул на городские огни. Он прав: сказано достаточно. Мое поведение будет с негодованием встречено Старейшими. Но случившаяся драка может иметь разные трактовки. В зависимости от них будет определяться моя виновность и наказание.

Оказывается, Фаргел смотрел вниз очень даже внимательно! К нам поднимался третий участник драки, и был до того помят, что даже в моем сердце шевельнулось что-то, похожее на жалость. Шевельнулось — и исчезло: он сам напросился. Даже вид неестественно согнутой ноги оставил меня равнодушным.