Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра
Шрифт:
В принципе, ехал я не совсем в никуда. За месяц до этого в Душанбе из Таллинна отправились Эдик Малыш и Родригес. У Эдикова брата-медика был там какой-то знакомый по университету, тоже медик. Звали его Коля, и мы с Эдиком договорились, что как-нибудь сконтачимся через него. Пространства, пересекаемые составом по пути в припамирский рай, полны космогонического символизма и соответствуют магическим климатам древнего натурфилософского учения исмаилитов.
Мой трансконтинентальный тур начинался у «финских скал» балтийского побережья, у крайней кромки атлантических вод, из которых встает гигантский скалистый утес рыцарского запретного города — исторического ядра Ревеля-Таллинна. Пространство между бухтами Финского залива
Единственные объекты, бросающиеся в глаза на протяжении полутора суток, в течение которых поезд пересекает Казахстан, — это гигантские кладбища. Форма и размеры многочисленных мавзолеев заставляют новичка принимать поначалу все видимое за реальные города: купола с изящными полумесяцами, зубчатые стены, мощные порталы с куфической вязью и каменными чалмами... Города мертвых — как в Древнем Египте — в затерянных пространствах континентальной Евразии... И как в Африке — верблюды! Впервые верблюда за пределами зоопарка я увидел именно здесь, в Казахстане. В Приаралье в те времена местные жители еще продавали пассажирам с транзитных поездов свежую рыбу. Странно было видеть, как в ночи, из полупустыни, к поезду выходят, подобные аидовым теням, рыбари с отменным уловом.
Казахские степи постепенно превращаются в туркменские Черные пески — Каракумы. Когда поезд вошел в область этих песков, стало чудовищно жарко. Все окна нашего плацкартного вагона были задраены, и солнце палило сквозь стекла нещадно. Воды в баке не было — всю выпили! Некто вез несколько ящиков с живыми кроликами. Животные от жары и жажды загнулись с почему-то вспученными животами. Кто-то сказал, что травы якобы не той хозяин накануне нарвал: «Не в коня корм!» После случая с кроликами с одним из пассажиров случилась истерика. Видимо, увидев во вздутых тушках недобрый знак, он бросился выбивать закрытое на ключ окно. Другие стали ему помогать. Как только стекло было ликвидировано, в вагон ворвался удушающий огненный вихрь пустыни, так как воздух снаружи оказался значительно горячее, чем изнутри. В итоге стало еще хуже, но зато выбросили из вагона дохлых кроликов. Все дурели от жары страшно, но постепенно забылись. Оставалось мучиться всего одну ночь. Земля обетованная приближалась.
Проснувшись наутро, я с удивлением увидел за окном сельскую жизнь Средней Азии: бесчисленные глиняные дувалы, зелень во дворах, высокие конусы деревьев, широкие поля, сельхозтехника, декхане с мотыгами и в тюбетейках, девушки в шелковых платьях... Все было дико интересно. Я представил себе, что уже еду по территории Бухарского эмирата. До Душанбе оставалось около часа пути. Неожиданно в окне появилась горная гряда, потом еще одна, и еще... Мы въехали в Гиссарскую долину. И ландшафт, и внешний облик населения резко изменились. Появились бабаи с длинными бородами, в чалмах и стеганых халатах-чапанах, подпоясанных пестрыми платками-сюзанэ. Девушки носили шаровары. В общем, народ выглядел несравненно ярче и оригинальнее, чем во всех предыдущих ландшафтных поясах. С удивлением я обнаружил, что очередной бабай, привлекший мой взгляд, шагает уже по перрону душанбинского вокзала. Ну что ж, хуш омадед!
3. Душанбе — город кайфа
Первое, что я увидел, ступив на древнюю согдийскую почву, были Эдик с Родригесом, висевшие на подножке последнего вагона стоявшего на соседних путях поезда, готового вот-вот отправиться. «Эдя!» — крикнул я Малышу. Меня заметили, показали знаками, мол, иди быстрее. В этот момент состав тронулся.
—
Последние слова Малыша заглушил свисток отходящего экспресса Душанбе—Лазурный берег. «Ну вы, ребята, схакуете!» — подумал я, но сообщить этого ни Эдику, ни Родригесу уже не мог.
Коля оказался вполне приличным молодым человеком. С ним была еще пара молодцов, и один из них — Саша по кличке Ворона — предложил мне поселиться на время у него. Ну что ж, why not? До Вороны мы дошли минут за десять. Он жил на улице Коммунальной, параллельной проспекту Айни, недалеко от корпусов местного университета — что на полпути между площадью Айни и поворотом на аэропорт. Во дворе дома располагалось нечто вроде времянки — сарайчик с прилегающим крытым загоном, в котором стояла большая суфа (так здесь называют деревянные насесты в чайханах).
Не успели мы как следует познакомиться, как тут появляется еще один человек, некто Юрчик. Юрчик — местный армянин, в черных очках, по-пижонски прикинут, с ярко авантюрной внешностью. Живет он как раз в доме у поворота на аэропорт. Юрчик предлагает раскурить шалу со свежего урожая, которую он только что привез откуда-то из Денау.
— Ну что, Вовчик, давай дернем и пойдем гулять по городу! — обращается ко мне Ворона.
Коля замолотил папиросу, и процесс пошел. Косяк еще гулял по кругу, когда мне приспичило в туалет. Первая проблема обнаружилась в тот момент, когда я решил подняться с унитаза. Оказалось, что это требовало особого ментального сосредоточения, ибо в состоянии промежуточной полуприподнятости как-то спонтанно забывалось о конечной цели движения и мозг переставал посылать сигналы в центры опорно-двигательной системы, заведующие комплексным процессом поднятия. В итоге тело так и зависало над унитазом, а мозг в это время лихорадочно просчитывал опции, мало имеющие отношения к действительности.
Я совершил до десятка попыток, стараясь довести процесс последовательного осознания своих действий до состояния их полного физического осуществления, но мысль, словно заколдованная, постоянно срывалась в постороннюю мечтательность, а тело, лишаясь поддержки практического разума, вновь срывалось в расслабу бессознательного телепания, плюхаясь в бессильной немощи назад на толчок. Наконец невероятным усилием воли мне удалось-таки преодолеть первую космическую скорость и, резко дернувшись вперед, перенести центр тяжести за критическую черту, а затем, открыв дверь лбом, доползти на полусогнутых до суфы.
— Вовчик, что с тобой? — спросил Ворона. — Мы думали, тебя засосало! Вот, второй косяк докуриваем...
Я не мог не только курить, но даже сидеть. Развалившись на суфе, я с трудом проговорил, что никуда не могу идти и останусь здесь вплоть до возвращения в состояние вменяемости. Ворона, Юрчик и Коля пошли гулять, а я остался лежать, раскинув руки и уперевшись взглядом в небо, по которому плыли, словно мыслительная материя, высокие облака. Постепенно небесное пространство начало наполняться звучанием, вызвавшим у меня ассоциации с ревом небесного слона — ухыра-бурэ. Звучание усилилось. И вот уже тысячи небесных слонов неистово трубили инфразвуками, пронизывающими каждый миллиметр пространства, каждую клеточку тела, сливая его воедино с бездной эфирного океана. После первой слоновьей атаки пошла вторая, затем — еще одна, через какое-то время — еще. Прямо-таки Hannibal ante portas! Потом, чуть оклемавшись, я понял, что за рев ухыра-бурэ принимал шум самолетов, взлетавших и садившихся в пресловутом аэропорту за поворотом.
Через несколько часов, когда уже стемнело, вновь нарисовались Ворона с Колей. Я продолжал лежать в той же позе, в которой они меня оставили, но мозг уже работал вполне адекватно. Мне предложили подвигаться, чтобы отойти от маразма. В качестве профилактической прогулки было предложено сходить к Джурабеку — другану Вороны, живущему неподалеку. Мы вышли на улицу. В движении я окончательно пришел в себя. Над домом Джурабека дым пах, как смог в лондонском Сити в час пик. Жизнь вновь вступала в свои права.