Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра
Шрифт:
Ходить по Душанбе с откровенно обдолбанной миной было стремно. Если слишком нагло тащишься — могут наехать менты и, скажем, попросить плюнуть. Это такой тест на засыпку. Если сильно тащит — во рту сильный сушняк и слюны на плевок просто нет. Не плюнул — значит, торчишь. Вот тут-то тебя и начинают шугать. Во-первых, обыщут на предмет чего есть. Могут, при желании, и сами подкинуть, а потом хрен докажешь. Ну и так далее. Лично я, чтобы не рисковать, использовал зеркальные солнечные очки, вполне скрывающие возможную неадекватность в выражении лица и особенно — глаз. У сильно обдолбанного человека из глаз как бы дым идет. В действительности этот эффект создает интенсивное психическое излучение
В общем, я болтался в первую половину дня по городу: ходил по базарам, разглядывая в бесчисленных лавках товары традиционного народного потребления типа тюбетеек, чапанов, сюзанэ, казанов и специальных деревянных расчесок ручной работы. Очень стремным для незнающих туристов является некий деревянный предмет, очень напоминающий курительную трубку. Когда турист, примериваясь, берет этот предмет в рот, все местные непременно начинают покатываться со смеху. Кик здесь в том, что за трубку турист принимает штуку, которую используют в качестве специальной утки для младенцев, которую привязывают к нужному месту при пеленании. В люльке имеется соответствующее отверстие, а внизу стоит горшок. Курить такую «трубку» — что мыть зелень в унитазе. Между тем обилие овощей, фруктов и специй на восточном базаре невероятное. Особенно это бросалось в глаза в годы глухого застоя, когда арбузы и дыни в моем родном городе продавались лишь две недели в году.
Маарифат. Я ходил на душанбинский Зеленый базар обедать. В чайхане заказывал плов, чай, лепешку. Потом занимал место на суфе — большом насесте вроде кровати, покрытом ковром и курпачами (пестрыми ватными одеялами). Время от времени в этой чайхане можно было наблюдать выступление неких дервишей-сказителей — маарифов. Этот театр одного актера — пережиток древнего персидского публичного театра, составляющего часть местной культурной традиции с незапамятных времен. После исламизации иранской цивилизации уличное лицедейство стало частью особой суфийской практики маарифата — «пути поэта».
Поэт-маариф на Востоке — больше, чем поэт. Маариф — это прежде всего пророк. Как пророк, он — поэт. Как поэт — художник, творческий ум, аналогичный софийной плероме анфус. Чин маарифа восходит к одному из четырех великих имамов ислама, сверхъестественная ипостась которого, оставаясь сокрытой, тайно присутствует в мире как имам времени. Поиск имама времени составляет основание мистической практики маарифата, исторически представленной такими мэтрами, как Омар Хайям, Хафиз, Носир Хисрав, Джами, Шамс Табризи, Руми, Аль Халладж и многими другими. В советское время корпорация уличных рассказчиков учитывала потребность слушателей в злободневных темах. В маарифических представлениях-перформансах этой поры часто затрагивались насущные проблемы местного населения, его претензии к власти, воспроизводилось отношение к жизни.
Дервиш с Зеленого базара обычно начинал представление с громких зазываний, привлекая людей обещанием рассказать очередную историю. Это могло сопровождаться игрой на рубобе или ударами в бубен. Рассказчик выступал в лицах, демонстрировал оригинальную пантомиму, имитировал различные звуки — животных, паровоза, природных явлений. Зрители периодически застебывались, комментировали происходящее. Потом кудесник собирал с круга взносы и исчезал до следующего раза. Позже мне неоднократно приходилось встречать таких скоморохов на базарах, в чайханах и других общественных местах по всей Средней Азии. Это — чисто народное искусство и развлечение, которого западные «болотные люди» не догоняют.
Не
«Ишки ту, ишки ту, ишки ту дуньени ман,
Чашми ту, чашми ту, чашми ту дуньени ман!
Оташ, оташ, оташ балилам шарона карди,
Оташ, оташ, оташ балилам шарона карди!» — выводит певица под бой бубнов, вещая о любовном пламени, образ которого переплетен в местной ментальности с суфийскими иносказаниями и мистической символикой зороастризма.
Таджикские музыкальные инструменты крайне прикольны. В первые же дни своего пребывания в Душанбе я приобрел на Зеленом базаре сначала дутор — двуструнный инструмент типа домбры, инкрустированный национальным орнаментом, а потом еще и цамбру — тоже двуструнный инструмент, но размерами с маленькую скрипку. Впоследствии я не раз привозил из Средней Азии различные инструменты и собрал, в конечном счете, неплохую коллекцию. Если собирались люди, знавшие толк в игре на этих штуках, то воспроизводился подлинный зикр, иногда — с потерей сознания.
У меня в блокноте была записана пара адресов местной культурной элиты, которые мне, на всякий случай, дал Хальянд — эстонский ориенталист, имевший хорошие контакты в среде среднеазиатской интеллигенции. Я не преминул познакомиться с рядом людей из этого списка, которые, в свою очередь, навели меня на Мамадали Халикова — уникального мастера-усто, специалиста по традиционным музыкальным инструментом. Мамадали воспроизводил их по описаниям в древних персидских текстах, в том числе в знаменитой Книге царей — «Шах-намэ» Фирдоуси. В целом, насколько я себе представляю, он восстановил где-то около сотни образцов отдельных инструментов.
Иногда, возвращаясь из университета домой, Ворона заглядывал ко мне в загон, приносит еду и чай. Мы закусывали, затем доставали папиросы и нарды. Нарды (backgammon) — одна из древнейших настольных игр человечества. Она была известна еще в древнем Шумере. Впервые я увидел нарды именно здесь, у Аз-Зоха, с которым мы разыгрывали бесконечные партии. Потом приходили другие персонажи, тоже с папиросами, и тоже садились за нарды. Я научился бросать кости с оригинальной ориентальной мимикой и жестикуляцией, выкрикивая: «Шаши-панч! Ду-се! Як-чор!»
Часто заскакивал Юрчик, при нем всегда были самые забойные масти. Впоследствии среди некоторых моих знакомых слово «юрчиковка» стало синонимом сверхсильной ширы. Юрчик жил со своей мамой, учительницей английского языка, в доме на проспекте Айни, там, где он поворачивает к аэропорту, в пяти минутах ходьбы от Вороны. Главное качество Юрчика — романтический авантюризм. Обкурившись, он любил помечтать, например, о том, как можно было бы с помощью продвинутой техники зацепить неким тросом Луну и протащить ее сверхмощными ракетами по небосводу наподобие рекламного щита. Юрчик был одним из тех людей, которые горят тайным желанием сдвинуть ось вселенной. Еще он был тем, кого называют «шаномагами». Слово «шаномаг» происходит от сочетания «шана» (то есть трава) и «маг» (волшебник). Шаномаги — это люди, знающие магические свойства каннабиса и умеющие их применять на практике (например, в гипнотических сеансах).