Тростник под ветром

Исикава Тацудзо

— Ну и пусть устарели, пусть старомодны. Я и сама старомодная!

Иоко рассердилась на Уруки. Он как будто пытается навязать ей свое мнение. Ей показалось, словно кто-то посторонний осмеливается вмешиваться в чувства, которые она питала к покойному Тайскэ.

— Если уж думать о мести...— опять заговорил Уруки, опираясь локтем на подушку и медленно подбирая слова.— Допустим, вы отомстите какому-то отдельному человеку, хотя бы тому же фельдфебелю Хиросэ, но ведь этим вопрос не исчерпывается. Дело идет о всей армейской организации в целом, о системе деления на высших и низших,

обо всем армейском укладе, построенном на насилии. Вот с чем нужно бороться. А командир отделения Хиросэ — всего-навсего марионетка, олицетворяющая эти уродливые порядки.

Иоко вспомнилось, как Тайскэ незадолго до смерти говорил ей о том же.

— Я вовсе не собираюсь отрицать то, что принято подразумевать под личными чувствами,— продолжал Уруки,— но, мне кажется, сейчас не время думать о мести. Да, не такие сейчас времена. Ведь Японии грозит катастрофа. Я понимаю, вам хочется расплатиться за обиду, которая была нанесена в прошлом, но сейчас прошлое уже не имеет значения, гораздо важнее подумать о будущем, о том, как построить новое счастье в жизни, которая нам еще предстоит. Согласитесь, безрассудно калечить свое будущее, принося его в жертву прошлому.

— Так что же, по-вашему, этот Хиросэ, совершивший такое ужасное преступление, будет жить себе как ни в чем не бывало? Разве это, по-вашему, справедливо? Нет, я не могу этого так оставить!

Уруки вздохнул.

А я думаю иначе. Хватит того, что этот Хиросэ причинил несчастье вашему мужу. Зачем же и вам губить себя, свое будущее из-за этого человека? Что это /гост? Только удвоятся жертвы.

Мое будущее... Для меня уже нет будущего.

Полно, нужно только захотеть, и вы безусловно будете еще очень счастливы.

– Нет. Для меня больше никогда' не может быть счастья,— с отчаянием проговорила Иоко и вышла из палаты. Уруки начисто отверг все ее доводы,— это рассердило ее и в то же время немного огорчило. Она понимала, что он рассуждает правильно, но ей почему-то не хотелось с ним соглашаться. Ее возмущало, что Уруки может рассуждать об этом так хладнокровно. Впрочем, не удивительно, в конце концов ведь он для нее совершенно посторонний человек.

Из кабинета отца слышался детский плач и голос женщины, утешавшей ребенка. Очевидно, ребенку делали укол. Пройдя мимо аптеки, Иоко направилась к дому. Мать, маленькая, похудевшая, в рабочих шароварах, подметала листья в саду. Увидев Иоко, она подошла к веранде.

— Только что принесли телеграмму. Не знаю, право, как быть...— она с озабоченным видом достала из-за пазухи телеграмму и протянула ее Иоко.

— Боже мой, да ведь это от Кунио-сан! Когда он вернулся?

— Вернулся, да не совсем... Опять, наверное, скоро уедет.

Телеграмма была на имя Юмико и гласила: «Вечером уезжаю, хочу встретиться. Кунио».

— Нужно сообщить Юмико-тян!

— Но...— мать запнулась.— Надо ли?

— Конечно же мы должны ей сообщить! Какие моют быть разговоры!

— Ведь она на заводе, так что отговорка нашлась бы...
– Мать явно не хотела, чтобы влюбленные встретились.

Иоко рассердилась.

Нет, так не годится, мама. Бедная Юмико, как она будет огорчена, если не сможет его увидеть!

Что бы пи «лучилось в будущем, мы обязаны сделать все, чтобы они мили повидаться. Да к тому же, почем вы знаете, вдруг Кунио-сан вернется с войны живой и невредимый... Было бы слишком жестоко не дать им встретиться, когда он здесь... Я позвоню на завод по телефону. Сегодня воскресенье. Уверена, что ее отпустят.

— Прошу тебя, сперва посоветуйся с отцом, хорошо?

— Хорошо, хорошо, конечно...

— Послушай, Иоко...— На худом морщинистом лице матери выразилось замешательство.— Кто знает, может быть для Юмико будет лучше, если она даже не узнает, что Кунио приезжал. Ведь ты сама видишь — война с каждым днем разгорается все сильнее... Не может быть, чтобы Кунио благополучно вернулся. Он же летчик, ты сама понимаешь, что это значит... А девочка только привяжется к нему еще больше... Подумай, как она будет страдать... Мне и на тебя-то смотреть — сердце обливается кровью...

— Ничего, мама! Никто не знает, что кого ждет впереди. В такое время, как сейчас, нельзя упускать даже пяти минут счастья, если судьба дарит нам эти минуты. Ведь жизнь так безотрадна! Подумай о нашей Юми — бросила музыку, пожертвовала всем, что имела, уехала на завод... Нет, мы должны дать ей возможность увидеть Кунио, чего бы это ни стоило. Пусть она будет счастлива хоть сегодня.

Когда дело касалось сестры, Иоко, так упорно отвергавшая в споре с Уруки возможность счастья для себя лично, высказывала совсем противоположные взгляды. Взволнованная, точно ей самой предстояла встреча с любимым, она позвонила по телефону на военный завод в Канагава, где работала Юмико. Профессор Кодама, по обыкновению, не возражал. Казалось, он решил ни во что не вмешиваться, предоставив событиям идти своим чередом, по воле судьбы.

Кунио Асидзава явился незадолго до наступления вечера. Зазвенел звонок в передней, и Иоко, вышедшая навстречу гостю, увидела высокого молодого человека в форме морского офицера, стоявшего .перед ней навытяжку.

— Здравствуйте, Иоко! — сказал он, поднося руку к козырьку фуражки.

Иоко широко раскрыла глаза.

— Боже, Кунио, да тебя не узнать!

За два с лишним года Кунио до неузнаваемости переменился, возмужал, стал выше ростом и шире в плечах. Держался он спокойно, выглядел превосходно. Иоко, пораженная этой переменой, почувствовала даже легкую зависть к Юмико. Война и ежеминутно подстерегавшая на фронте опасность совсем преобразили Кунио. До отъезда на фронт это был юноша, способный лишь витать в небесах, а сейчас он выглядел так внушительно, и Иоко почти робела в его присутствии.

В гостиной, куда она его проводила, он отцепил украшенный золотом кортик, положил его вместе с фуражкой па маленький столик и неторопливо опустился в кресло. В его движениях чувствовалась спокойная уверенность офицера, привыкшего командовать десятками подчиненных.

Ты уже слышал, наверное, что Юмико мобилизована в патриотический отряд и работает па заводе? Я звонила по телефону, она скоро придет. Посиди, подожди ее...

— Долго ждать я не могу. Нужно еще побывать у стариков. А завтра в шесть утра опять уезжаю.