Тростник под ветром
Шрифт:
«Но добиться ее любви — задача довольно сложная и обременительная»,— подумал он. Ни деньги, ни власть, ни приказ в данном случае не имели никакого значения. В его распоряжении не было ни одного подходящего способа для завоевания быстрой победы. Меньше всего он намеревался тратить усилия на то, чтобы завоевать любовь Иоко. По мнению Хиросэ, любовь и не стоила подобных усилий. Нет, хватит с него этих капризных женщин, с которыми не оберешься хлопот, думал он,— но образ Иоко почему-то не исчезал из памяти. Каждый день после работы он вместе с Кусуми отправлялся в район Акасака, потом Кусуми уходил, а Хиросэ оставался там на ночь. Грузовая машина, отвозившая по утрам директора в типографию, почти через день заезжала
Иосидзо Кусуми, хотя и пил сакэ вместе с директором, но как только разговор о делах заканчивался, брал свой портфель и немедленно уходил, без малейшего сожаления покидая и ресторан и женщин. Работа интересовала его куда больше, чем женщины. Его волновало острое ощущение тайной борьбы за наживу в обход строгих законов. Он заставлял Хиросэ финансировать чти сделки, часть выручки брал себе, а хозяину умел обеспечить до тридцати процентов и выше дохода в месяц. Намного более опытный, чем Хиросэ, этот человек был беспощаден.и холоден,.как лезвие ножа. На работе в конторе он был молчалив и целыми днями только и знал что щелкал на счетах, производя впечатление человека туповатого и довольно нерасторопного.
Как-то раз, в начале апреля, они сидели за бутылкой пива в уединенном помещении ресторана в Акасака. Был тот неопределенный час, когда гейши еще не пришли и гости не знают, чем заняться. Хиросэ, опираясь локтем на циновку, смотрел в окутанный сумерками сад.
— Знаешь, Кусуми-кун, я решил жениться. Что ты на это скажешь? — неожиданно сказал он.
— Хо!—удивился Кусуми.— Обратились, значит, на праведный путь?
— Не в этом дело. Просто наскучили гейши.
— Ну, если наскучили, тогда самое время, женитесь. Есть уже кто-нибудь на примете?
— Да как сказать...
— А госпожа, которую вы отправили в Нагаока? Решили, значит, окончательно с ней расстаться?
— Да. Такая жена мне не нужна.
— Тогда нужно бы все оформить как следует, иначе может получиться неудобно.
— Вот что, Кусуми, завтра же напиши ей письмо. И пошли кого-нибудь.
— Написать можно, только как вы распорядитесь?
— Денег я ей не дам. Не за что. Она их не заслужила. Что, скажешь — нет? Пусть забирает свои вещи, и все.
— Ах так. Отлично, так и поступим.
Что бы ни сказал хозяин, Кусуми и бровью не поводил. За толстыми стеклами очков, которые он носил из-за сильной близорукости, нельзя было рассмотреть выражение его глаз. Худое, увядшее лицо Кусуми оживлялось, только когда дело касалось работы.
— Значит, так и поступим. Ну а новая кандидатка что за особа? Девица?
— Нет, вдова. Муж был военный.
— Так, так. Где-нибудь служит?
— Она фармацевт.
— Фармацевт?.. Это загвоздка! С образованием, значит?..
— Очевидно. По-твоему, это загвоздка?
— Рассуждать любят много... И где же она работает?
В аптеке Военно-медицинской академии. Наверное, опа и сейчас еще там.
— Понимаю... Госпитальный роман. Значит, она тоже согласна?
— До этого дело еще не дошло. С тех пор как я выписался, ничего о ней не слыхал.
— Ну что ж, тогда попробуйте написать ей. Увидите, откликнется или нет
— Да вроде бы повода нет вдруг писать ей ни с того пи с сего
— Зачем вам какой-то повод?-Вы, знай себе, напишите, и ладно. Можно просто благодарственное письмо— весьма, мол, признателен за заботу во время пребывания в госпитале... А можете попросту пригласить се куда-нибудь вечером в знак благодарности...
— Ну, сюда, в Акасака, она вряд ли пойдет.
— А вы пригласите домой.
— Пожалуй... Но понимаешь, Кусуми, ведь это не то что гейша, так сразу с ней не поладишь. А я, по правде сказать, терпеть не могу всего этого ломанья и церемоний...— Хиросэ уже готов был идти на попятную.
— Вот так чудеса! А вы, хозяин, оказывается,
В марте Юмико окончила колледж, после чего была немедленно зачислена в «Патриотический отряд девушек» и отправлена в район Сёнан на военный завод, производивший авиационные пулеметы. Профессор Кошма, тревожась о слабом здоровье дочери, хотел было возражать, но, так как Юмико уже заставили подписаться под соответствующим документом, ему не оставалось ничего другого как покориться.
После отъезда Юмико в доме стало тихо и пусто, старые супруги остались почти в полном одиночестве. Когда умолкли звуки рояля, каждый вечер звучавшего под пальцами Юмико, Иоко почувствовала, что на сердце у нее стало еще более пусто, чем раньше. Музыка скрашивала ее одиночество. Теперь же, когда дом погрузился в тишину, она с новой силой ощутила, как пуста и бессмысленна ее повседневная жизнь. Приближалась вторая годовщина со дня смерти Тайскэ. Дни сменяли друг друга, заполненные однообразным трудом, и вот уже недалеко время, когда ей исполнится тридцать... Служба в Военно-медицинской академии в последнее время тоже стала казаться бессмысленной и неинтересной.
С тех пор как фельдфебель Хиросэ выписался из госпиталя, опасность, угрожавшая ей, миновала. Опасность исчезла, но на смену ей пришла скука. Ненависть придавала какой-то смысл жизни Иоко. Ненавидеть — уже само по себе было отрадно. Когда Хиросэ исчез, она стала еще сильнее тосковать о Тайскэ и жалела, что у нее не осталось от него ребенка.
Дела на фронте с каждым днем, с каждым часом шли все хуже и хуже, остров Сайпан подвергался непрерывным воздушным налетам, на Новой Гвинее поражения следовали за поражениями по всей линии фронта. В Китае японская армия словно увязла в болоте, не в силах сдвинуться с места. Плачевная обстановка на фронте сказывалась внутри страны: все вокруг стало убогим, безотрадным — одежда, пища, жилье. Всякая красота, всякая радость навсегда исчезли из жизни, не осталось ничего, что могло бы хоть как-то утешить и развеселить сердце молодой женщины.
В электричке, в которой Иоко каждое утро ездила на работу и вечером возвращалась домой, люди толкались, ругались, чуть не дрались друг с другом; ни малейшей вежливости, никакой взаимной любезности не сохранилось в отношениях между людьми — все кругом ссорились, словно стали лютыми врагами друг другу. Газ на кухне подавался только в определенные часы, и приходилось по дорогой цене покупать топливо у спекулянтов на черном рынке. Но и эти дрова нередко по ночам воровали. Сосед подозрительно смотрел на соседа, каждый готов был ежеминутно вступить в борьбу. И в самом деле, в этой схватке за жизнь непременно нужно было одержать победу над ближним, в противном случае призрак смерти придвигался вплотную. Так приходилось жить. Хотя бы разрешили зажечь яркий спет! Свет, может быть, скрасил бы тоску одиноких ночей. Но с наступлением сумерек вступал в силу приказ об обязательном затемнении, доставалось только тяжко вздыхать долгими вечерами в тусклом свете замаскированной лампочки. Бедствия, принесенные бесконечно долгой войной, постепенно проявились во всем своем жестоком обличье, сердца человеческие утратили благородство, люди уподобились животным, истерзанным голодом. Иоко устала жить, каждый день тяжким грузом ложился на душу.