Тростник под ветром
Шрифт:
В опустевшем доме Асидзава стало совсем уныло и тихо. Трое человек — пожилые супруги с прислугой — вели монотонный, замкнутый образ жизни. В комнате, где Иоко жила когда-то вдвоем с Тайскэ, теперь опустевшей, все оставалось по-прежнему; в комнате Кунио на втором этаже, так же, как и раньше, висели на стене таблицы и схемы самолетов. Госпожа Сигэко держалась приветливо и ровно, как обычно, но по движениям ее было видно, как она постарела. Война утомила людей. И Юхэй, и его жена, и супруги Кодама, и Юмико, и дядя Киёхара, и сама Иоко — все устали. Ведь уже сколько лет не было ни единого дня передышки от порывов беспощадного
Усталые сердца поддерживала только надежда, что когда-нибудь эта война благополучно закончится, и тогда все страдания, все лишения, которые выпали на их долю, будут вознаграждены и забыты.
В этот вечер, кроме Иоко, у Асидзава собрались супруги Окабэ и Сэцуо Киёхара, и ужин прошел оживленно. В девять часов Иоко распрощалась и вместе с четой Окабэ вышла на улицу. Ночная темнота словно усиливала не оставлявшее ее чувство смутной тоски — тоски женщины, еще недавно имевшей свой дом и мужа, а теперь потерявшей все — и любимого человека, и свой угол, и вынужденной идти обратно к родителям.
На станции электрички она рассталась с супругами Окабэ, которые жили в другом районе. Иоко стояла на платформе в ожидании поезда, когда чья-то рука неожиданно опустилась сзади на ее плечо.
— Кодама-сан, о чем вы задумались?
Оглянувшись, Иоко увидела молодую женщину в спортивных брюках, которая весело улыбалась ей, поблескивая стеклами очков. Лицо ее было покрыто густым слоем белил, и эта яркая косметика как-то не вязалась с модным спортивным костюмом. В первый момент Иоко не узнала ее, но, едва узнав, почувствовала, как на нее внезапно пахнуло беспечной порой юности. Это была одна из соучениц Иоко по фармацевтической школе.
— О-о, кого я вижу! Здравствуйте, как вы живете?...
— Спасибо, хорошо. А вы как? Я слышала о вашем несчастье... Бедненькая! Я так вам сочувствую... Но выглядите вы совсем неплохо.
—- Да что ж... живу понемножку...
— А у меня получается совсем наоборот...— собеседница рассмеялась озорным смехом.
— То есть как это — наоборот?..
— Выхожу замуж. Наверное, в конце того месяца отпразднуем свадьбу.
— В самом деле? Ну что ж, это прекрасно.
— Кто знает, прекрасно ли?.. Трудно сказать. Я решила не строить слишком радужных планов на будущее... Жених у меня — военный, служит на интендантских складах, здесь, в Токио. Лейтенант... Так что рано или поздно, наверное, отправят на фронт. В наше время выходить замуж — большая глупость...
Хотя говорившая называла замужество «большой глупостью», но выглядела тем не менее очень счастливой и радостно оживленной. Она как будто старалась не замечать страданий и горя, царивших в окружающей жизни,— естественный способ самозащиты для этих женщин. Жить было бы невозможно, если смотреть в лицо страшной действительности с ее тревогой и безысходностью. Над жизнью каждого молодого мужчины нависла угроза. И эту трагедию делили с мужчинами женщины. Оставалось одно из двух — либо совсем избегать брака, либо наглухо запереть сердце для всяких переживаний.
Подошла электричка, и Иоко вместе с приятельницей вошла в вагон.
— А вы все-таки постарели! — с безжалостной прямотой сказала подруга.
— Вы где-нибудь служите? — не ответив, спросила Иоко.
— Да, но в конце месяца увольняюсь. А вы?
— Нигде не работаю. Собираюсь куда-нибудь устроиться. А вы где
— В аптеке при Военно-медицинской академии. Ужасно много приходится работать. Но зато там почти все служащие — мужчины, так что я не очень-то утруждаюсь,— сегодня, например, удрала сразу после обеденного перерыва... Ходили с женихом в кино,— и она весело засмеялась.
Незамужняя подруга болтала весело и непринужденно, словно студентка, и казалась молодой и веселой. И все же, несмотря на веселость, опа тоже производила впечатление одинокой, хотя и по-иному, чем Иоко. Какой-то внутренней опустошенностью веяло от ее слишком уж подчеркнутого оживления.
Иоко записала ее адрес, поздравила с предстоящей свадьбой и первой вышла из вагона. Улица с затемненными на случай воздушной тревоги фонарями выглядела мрачно, очарования ночи как не бывало. Утомленная Иоко медленно шла по темной дороге. Вспоминались годы учения, и жаль было того беззаботного времени. Жизнь казалась тогда такой заманчиво-интересной, не омраченной никакими печалями. Не так уж много лет прошло с тех пор, а у нее, столкнувшейся с превратностями судьбы, такая тяжесть на сердце, словно она по рукам и ногам опутана стопудовыми цепями и ей так никогда и не удастся их сбросить... И Иоко страстно захотелось прочь из погруженного в уныние родительского дома, захотелось на работу, на люди.
Она вдруг подумала о Военно-медицинской академии. Подруга сказала, что в скором времени уходит оттуда. В Военно-медицинской академии Иоко получит ту же работу провизора, но зато это будет работа, непосредственно связанная с войной. Иоко инстинктивно стремилась к этому. Всякое занятие, не связанное с войной, казалось в те времена ненадежным, непрочным; не находясь под защитой государства, такая работа в любой момент могла быть отнята у человека, ликвидирована, закрыта. Только те, кто был связан с войной, чьи интересы совпадали с интересами воюющей армии, могли быть спокойны — их существование было до некоторой степени гарантировано.
И постепенно Иоко пришла к решению отдаться на волю этого непреодолимого течения.
В субботу 22 мая в министерстве военно-морского флота толпилось много народа. У входа в помещение информбюро стояли в ожидании приема журналисты и сотрудники издательств, представители кинокомпаний и компаний по производству граммофонных пластинок. Поток посетителей не прекращался до самого вечера. Вчера Ставка сообщила о гибели командующего объединенной эскадрой адмирала Исороку Ямамото.
Жадные до сенсаций работники кино и прессы сразу набросились на это событие. Одни заявляли, что хотят поставить биографический фильм об адмирале Ямамото, другие просили снабдить их необходимыми материалами: они намерены издать биографию адмирала, третьи клянчили по этому случаю дополнительных лимитов на бумагу, четвертые пытались добиться интервью у начальника информбюро, чтобы смастерить из этого интервью статью для журнала. Трагический эпизод сулил этим господам немалые выгоды. У них не было на уме ничего, кроме коммерческого расчета, кроме надежд на возможные выгоды. Меньше всего они заботились о том, как отразится гибель адмирала на судьбах Японии. Они думали только о том, что на этом сенсационном материале удастся «подзаработать». Помещение информбюро было до отказа забито подобной публикой.